8
Ваше императорское высочество.
Принося от чистой души моей благодарение вашему императорскому высочеству за исходатайствование у благочестивейшего государя императора Николая Павловича свидания преступнику с любезнейшими для сердца его, а для нового года видел семидесятилетнюю бабушку, детей и наставницу их, которую сам бог послал перед самым моим заключением. От них узнал я о благодеяниях вашего императорского высочества, принявших участие в братьях моих; они остаются оба служить и меньшой - во фронте, а старший имеет надежду не только, как я просил определить к какому-либо хорошему генералу, но служит при лице вашего императорского высочества, а с тем и выполнены желания покойного отца моего, и я награждаюсь час от часу более и более за моё преступление, за каковую величайшую милость как государю императору, так и благодеяния к братьям моим вашего императорского высочества буду благодарен до последнего существования дней моих.
Но один я так несчастлив - не удостаиваюсь просимою мною монаршей милости, заключающейся в том, чтобы прекратить дни мои; может быть, государь и ваше императорское высочество жалеете моих малюток и не хотите их лишить отца. Но я избрал им отцом того, который имеет душу, подобную ангелам, и властию своею не даст их в обиду никому и даже братьям, которые в знак благодарности мне, основываясь на духовной своей матери, захотят отнять справедливость прав по завещанию отца моего у детей моих кулон Альба и именно поручил сих невинных малюток вашему императорскому высочеству; но если бы, не испытав свойств души вашего императорского высочества, не имел кому их препоручить, то отдал бы под защиту небесного отца и не пожалел бы их, ибо слово и имя моё ценю дороже детей моих.
Итак, прошу вашего императорского высочества исходатайствовать у великодушного государя императора мне смерть и прервать короткое существо последних мучительных дней моих. Для увеличивания моего преступления в моём заключении скажу, что я противу государя ни в чём невинен; был виноват против моего государя в том, что предпочитал пользу отечества и народа государю, но великодушный государь не только 15-го числа при появлении моём простил меня, осыпал высочайшими милостями, но искупил душу мою из вечного мучения.
Я дал себе клятву ни в чём не обманывать моего избавителя, открыл мою клятву, данную при присяге, которой бы ни один министр и ни один любимец постигнуть не мог; раскаяние не есть преступление! Но моя вина в том, что я говорю правду, соблюдая пользу отечества, народа и любя душою самого государя. А как я давал слово всегда с охотою умереть для пользы отечества и зная душу государя, но теперь с удовольствием жертвую своею жизнию.
Но, может быть, кто скажет, что теперь нет у меня пистолета. Правда, я без него имею случаи найти тьму смертей: ножи, крючки, верёвки, мой шарф и даже портупея могут прервать дни мои, но я не хочу употребить во зло великодушие моего государя. 25 числа, представляя своё объяснение при письме к вашему императорскому высочеству, объясняя все домашние мои обстоятельства, препоручил детей и братьев, а себе просил смерти; для приведения дел моих в порядок - два дни свободы и просил ещё, так как фельдшер не только что выдёргивал из тела моего волосы своею бритвою, но обидно подозрение, чтобы я не зарезался, мучило меня, то желал, чтобы для эдаких надобностей приходил вольный.
Свободы я не получил, а в душах государя императора и вашего императорского высочества пренебрежён, а тупая бритва, может быть, любимцам послужила для обвинения моего в пользу и причтена к дерзости. Итак, я кругом виноват, отдал себя под арест, чтобы защитить других, но вместо защиты сам виноват. А как я во всю мою жизнь привык идти прямою дорогой, да и не искал в любимцах никогда и привык отвечать сам себе, то, дабы доказать несправедливым судьям, что они не могут избрать мне мучительное наказание, какое я сам назначаю, не желая притом быть обязанным за моё спасение, которое, может быть, полагают в том, что, запятнав моё имя, возвратить мне жизнь, дабы умереть после самоубийцею, но для предупреждения их, скажу вашему императорскому высочеству, что они в этом ошибаются и что имя моё дороже для меня моей жизни; сожалением моих судей я не нуждаюсь и не имею в том надобности.
С 30-го числа, видевши ко мне пренебрежение государя императора и вашего императорского высочества, начал готовиться к избранной мною смерти - она мучительна, но зато я умру христианином, которую императоры римские избирали для других, Нерон и Калигула; может быть, и в наше время по свойству душ существуют подобные люди, только не императоры, а любимцы, и именно граф Аракчеев.
Я избрал смерть уморить себя голодом и по тому расчёту я должен кончить жизнь в день богоявления и очень желаю для блага моего государя, отечества и народа сойти в могилу. И тогда хотя тем, что говорил правду в защиту невинных преступников и пользы отечества, возвращу с смертию потерянное доброе моё имя и посрамлю креста моего, который отец мой, получа от предков своих, происходящих от крови князей, желая возвратить службою нерадением потерянное право, но быв оклеветан в глазах блаженной памяти покойного государя императора и не могши в любимце найти защиты, не только возвратил потерянное, но и кончил жизнь, не оправдав себя.
По смерти братья мои желали возвратить сию потерю деньгами, заплатя 5000 руб. По словам нашего поверенного дознато, что наше требование на право справедливо, но я не привык в жизнь мою получать наград или достоинств чрез деньги или интриги, отверг сие предложение, но теперь в моей темнице, куда проводили меня братья мои, не могу возвратить потерянного титула, но умру как сын, достойный отцовского благословения, и как долг велит христианина.
Каждый христианин, имея крест, должен нести его, ибо сам спаситель нёс крест, данный ему отцом его, определённый им самим; бог отец, бог сын, бог дух святой. Один бог. Отец мой как человек дал мне крест свой, и я как христианин покоряюсь воле создателя, и как сын, любящий отца, сойду в могилу, быв его достоин, и ни один из братьев моих не будет удостоен мною надеть на свою шею священного сего награждения - и вот моё им наказание; впрочем, желаю им счастия.
Но так как предположению моему остаётся весьма малое время мне наслаждаться светом мира сего, то я прошу вашего императорского высочества доставить на несколько часов объяснение моё, исходатайствовать государя императора позволения видеться мне с моими преступными товарищами, которые пояснены в прилагаемой мною записке, с добавлением Трубецкого, Пущина и Бестужева единственно для того, что долг христианина требует оправдания не пред одним монархом, то дабы оправдаться и пред подобными себе, но в этом есть воля его императорского величества.
Потом позволить моей бабушке, детям и братьям моим приехать ко мне для отдания имеющихся у меня для них нужных бумаг, а как для этого потребны будут мои шкатулки, то приказать с ними прибыть моему камердинеру и, наконец, позволить как моим хорошим приятелям, так и собственным моим людям, кто пожелает со мною по долгу христианскому в последний раз проститься, и потом для отдания последнего долга царю, судьи всем царям, позволить священнику отысповедовать и приобщить меня.
Решительно вашему императорскому высочеству имею честь доложить, что я жить не хочу и, дабы удалить от себя великодушие государя императора, то он, кажется, жизнь мне возвратить не может по изнурению моему самого себя. Я же при появлении моём имел предметом спасти вообще лейб-гренадер и Якубовича и в объяснении своём защищал названных мною товарищей, особенно же Пущина, Бестужева и Адоевского, и вообще всех офицеров, попавших в заговор разными обольщениями, а солдаты - вином, так как нашли слабую струну мою и Якубовича - завлечь пользою отечества.
Я защищаю всех, но на всё есть высочайшая милость монарха, сам же, несмотря на приближение конца дней моих, прошу пощады тем, для которых я предстал пред государя императора. Якубовичу я дал слово защищать его в самой опасности и исполняю. Лейб-гренадеры завлечены в преступление моим именем; они недаром любили меня и недаром несли после жаркого сражения. Я защищая их, жертвую своей жизнию и умру, любя в душе и благодаря спасителей души моея по последнюю минуту дыхания моего и, говоря правду, люблю и в заключении моём отечество и народ русский и для пользы их умираю самою мучительною смертию.
Но прошу государя императора, когда не станет меня, не пренебречь моим советом для благоденствия собственного своего, благочестивейшего дома своего, отечества и народа. Не смею надеяться, чтобы мог видеть ваше императорское высочество, посетившего меня в преступном моём заключении; быть так счастливым, чтобы при конце жизни осчастливили умирающего, но который заочно благодарит ваше императорское высочество за все благодеяния и просит неоставлением братьев и поручает детей.
Из слов бабушки заметил я, что поверенный скрылся; я полагаю, что он также в неволе, прошу ваше императорское высочество исходатайствовать у государя императора ему свободу, отобрав наши бумаги и уничтожа неправильные его условия. Я в жизнь мою никому не сделал несчастия и не хочу, чтобы он был первый. Также из слов их узнал я, что капитан Полянский уехал; то несчастный обер-офицерский сын должен оставаться в этой школе. Прикажите, ваше императорское высочество, выправиться об нём, а может быть, там найдутся и другие; им гораздо приличнее быть в корпусах.
Вашего императорского высочества душою преданный
Александр Булатов
P. S. писано 2-го числа,
но по крепости сил моих не отправлено.
2 генваря 1826
Арест
