© Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists»

User info

Welcome, Guest! Please login or register.


You are here » © Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists» » «Кованные из чистой стали». » Оржицкий Николай Николаевич.


Оржицкий Николай Николаевич.

Posts 1 to 10 of 15

1

НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ ОРЖИЦКИЙ

(11.07.1796 - 1.01.1861).

[img2]aHR0cHM6Ly9zdW45LTM2LnVzZXJhcGkuY29tL2ltcGcvRTFWWDlyc2o5YnhmdHlxU2NySUhNSVBOWV9uaTJKdjNvYVByb3cvX0s2Yi0zbFdLSU0uanBnP3NpemU9MTUwMHgxNzgwJnF1YWxpdHk9OTUmc2lnbj0wOTUyNWRkNDAzY2E2YWNiMGI0M2U3YjkxZjM0YWM5MyZ0eXBlPWFsYnVt[/img2]

Отставной штабс-ротмистр Ахтырского гусарского полка.

Из дворян С.-Петербургской губернии. Незаконный сын действительного тайного советника, обер-камергера, графа Петра Кирилловича Разумовского (15.01.1751 - 17.12.1823, С.-Петербург [Метрические книги Сергиевского собора. ЦГИА. СПб. Ф. 19. Оп. 111. Д. 207. Л. 675. Возраст в метрике указан - 75 лет], похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры), мать - Александра Васильевна Деденёва (урождённая Разумовская; 4.10.1761 - 19.04.1816, С.-Петербург, похоронена на Смоленском православном кладбище). Законная жена П.К. Разумовского - Софья Степановна Ушакова, в 1-м браке - Чарторыжская (ск. 26.09.1803, 56 лет [Метрические книги Сергиевского собора. ЦГИА. СПб. Ф. 19. Оп. 111. Д. 134. Л. 46]).

Воспитывался в Петербурге в иезуитском пансионе, пансионах Мейера, Жирардена, в петербургской губернской гимназии и в пансионе Жакино. В службу вступил юнкером в Ахтырский гусарский полк - 21.07.1813, участник заграничных походов 1813-1815 (Лейпциг, Фридрихсдорф, Фер-Шампенуаз), корнет за отличие - 8.10.1813, поручик - 21.06.1817, уволен от службы за болезнью с чином штабс-ротмистра - 14.03.1819.

Следствием установлено, что членом тайных обществ декабристов не был, но знал о существовании Северного общества, был на совещании у Рылеева 13.12.1825.

Арестован и содержался на городском карауле, 23.12.1825 переведён в Петропавловскую крепость («содержать под строгим арестом, где удобно») в №5 Зотова бастиона.

Осуждён по IX разряду и по конфирмации 10.07.1826 приговорён к лишению чинов, дворянства и ссылке в дальние гарнизоны. Определён в Кизлярский гарнизонный батальон, отправлен в Кизляр с жандармом - 25.07.1826, зачислен в батальон - 17.09.1826. По указу 22.08.1826 переведён в Нижегородский драгунский полк на Кавказ - 31.01.1827, участник русско-персидской и русско-турецкой войн в 1827-1829, отличился в сражении при Джеван-Булаке - 5.07.1827, унтер-офицер - 12.01.1828, прапорщик - 16.03.1828, по ходатайству генерала-адъютанта М.Е. Храповицкого (женат на единоутробной сестре Оржицкого - Софье Алексеевне Деденёвой) уволен от службы -15.02.1832 с запрещением въезда в столицы и с обязательством жить в деревне своей или генерала Храповицкого на его поруках.

В 1834 жил в с. Сенькове (в имении Новая Мыза) в 40 верстах от Ораниенбаума, в 1839 разрешено приехать в Петербург для свидания со своей тёткой Натальей Васильевной Муравьёвой (урождённой Разумовской), высочайше разрешено приезжать в Петербург с разрешения шефа жандармов - 22.03.1843. После смерти М.Е. Храповицкого (31.10.1847) наблюдение за ним возложено на губернского и уездного предводителей дворянства. По манифесту об амнистии 26.08.1856 освобождён от всех ограничений, причём и ему и детям дарованы права потомственного дворянства.

Похоронен в Свято-Троице-Сергиевой Приморской пустыни в Стрельне (могила не сохранилась). Писал стихи.

Жена (с 1834) - Софья Фёдоровна Крюковская.

Дети:

Софья (3.11.1835 - 26.02.1879, С.-Петербург, похоронена на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры), замужем (с 4.02.1857 [Метрические книги церкви Министерства уделов. ЦГИА. СПб. Ф. 19. Оп. 124. Д. 767. Л. 276]) за действительным статским советником, графом Леонидом Михайловичем Муравьёвым (22.12.1821 - 13.04.1881, С.-Петербург [Метрические книги церкви Министерства уделов. ЦГИА. СПб. Ф. 19. Оп. 125. Д. 377. Л. 41], похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры). У них дети: Михаил (р. 5.11.1859, С.-Петербург), женат на Анне Николаевне Макеевой; Леонид (р. 19.01.1864), женат на дочери надворного советника Александре Захаровне Соловьёвой; Николай (р. 24.03.1866, С.-Петербург), женат на дочери тайного советника Ольге Николаевне Новосельской; Ольга (р. 17.06.1867, С.-Петербург) и Вера (р. 10.10.1872);

Евгений (р. ок. 1837);

Елена (р. 1839), в замужестве Гертик;

Лев (р. 27.10.1843, С.-Петербург [Метрические книги Симеоновской церкви на Моховой. ЦГИА. СПб. Ф. 19. Оп. 124. Д. 659. Л. 370]), женат на Лидии Михайловне Петровой. У них сын - Николай, женат (с 28.07.1913 [Метрические книги Скорбященской церкви на Литейном. ЦГИА. СПб. Ф. 19. Оп. 127. Д. 2890. Л. 33]) на дочери генерала-от-артиллерии Зинаиде Вячеславовне Дюшен;

Лидия (1844 - 29.11.1886, 42 года, С.-Петербург [Метрические книги Андреевского собора. ЦГИА. СПб. Ф. 19. Оп. 125. Д. 928. Л. 254]), замужем (с 11.11.1862 [Метрические книги церкви Министерства уделов. ЦГИА. СПб. Ф. 19. Оп. 124. Д. 838. Л. 404]) за подпоручиком Григорием Александровичем Демидовым (18.07.1837 - 1.02.1870); во втором браке за Константином Карловичем Врангелем (5.05.1842 - 24.12.1918). У них сын - Александр (р. 22.07.1872, С.-Петербург), женат на дочери потомственного дворянина Лидии Павловне Левицкой;

Аделаида (р. 1840-е), замужем за Андреем Петровичем Значко-Яворским (5.07.1844, Херсон - 24.05.1904, Киев; похоронен на Аскольдовой могиле), генерал-лейтенантом (30.05.1900). У них трое детей;

Анатолий (р. 1840-е).

ВД. XV. С. 117-127; ГАРФ, ф. 109, 1 эксп., 1826 г., д. 61, ч. 122.

2

Декабрист Николай Николаевич Оржицкий

14 числа поутру государь-император извещён был, что Московский полк отказался от должной его величества присяги. Вот так, буднично в последнем номере Санкт-Петербургских ведомостей за 1825 год сообщили о восстании на Сенатской площади. Крестьянские бунты и дворянские заговоры в Российской истории случались и раньше, но то было первая попытка непросто свергнуть монарха, а изменить существующий строй, а вместе с тем и будущее России.

Восстание готовили несколько месяцев. Самое главное было освобождение крестьян от рабства, конституция для России, т.е. они все хотели движения России в направлении демократизации общества. Правительство планировали распустить, царскую семью арестовать, а императора убить или сослать, предположительно в Англию. Но гвардейцы даже не думали, что придётся действовать неожиданно.

В декабре умирает Александр Первый. В стране династический кризис. Законный наследник Константин отрёкся от престола. Войска и народ, не зная об этом, присягнули ему на верность. Новую присягу Николай Первый назначил на 14 декабря. Вместо этого на Сенатскую площадь вышли вооружённые войска. Народ не понимал кому присягает, то ли императору, то ли какой-то женщине по имени Конституция.

Спустя несколько минут, начали стрелять из пушек картечью поверх голов. Первыми были ранеными, убитыми мальчишки, которые забирались на деревья, любопытные на крышах соседних домов. Уцелевших после расстрела заговорщиков арестовали и по льду повели в Петропавловскую крепость. Приговор оглашали только полгода спустя. В зал судебного заседания декабристов запускали по несколько человек: Пестель, Рылеев, Муравьёв-Апостол, Бестужев-Рюмин и Каховский. Они стояли с радостными и оживлёнными лицами. Из зала суда крикнули - «Бравада!». Молодые люди не отреагировали. Они понимали - это последняя встреча перед смертью.

На виселицы декабристов вели с натянутыми на голову мешками. Известно, что во время казни две веревки порвались. На Руси, так называемых сорвавшихся, миловали, но император не пощадил.

По делу декабристов к следствию были привлечены 579 человек, 121 человек преданы суду, остальные приговорены к каторге, ссылке и др. Репрессиям подверглись также 3 тысячи солдат и матросов.

Историки до сих пор спорят, кто были декабристы - патриотами, обычными бунтовщиками или первыми террористами. Сходятся в одном - эти люди изменили историю России, хотя во многом их наивные надежды не сбылись. И первую конституцию страна получила, без малого, лишь сто лет спустя.

Среди подследственных по «Делу декабристов» был Николай Николаевич Оржицкий.

*  *  *

25 ноября 1741 года со вступлением на престол Елизаветы Петровны (1709-1761) взошла звезда её фаворита Алексея Григорьевича Разумовского (1709-1771). Его младший брат Кирилл Григорьевич Разумовский (1728-1803). Императрица выдала за него свою родственницу Екатерину Ивановну Нарышкину (1729-1771), даже не спросив её желания, наградила его чинами и званьями, одарила его землями, сделала графом, президентом Академии наук и гетманом Украины. У Алексея и Кирилла Разумовских был рано умерший двоюродный брат Иван.

Его сын Василий (1727-1800), хотя и не получил графского титула, тоже был немало облагодетельствован Елизаветой Петровной. Он воспитывался вместе со своим братом Петром в кадетском корпусе, Василий был пожалован Гадячским полковником, потом произведён в генерал-майоры и назначен егермейстером, получил земли во владение: отметим среди них мызу Синковицы (Санковицы, Сенковицы, Синьковицы) в Ораниенбаумском уезде (ныне деревня Синковицы Волосовского района Бегуницкого сельского совета). В 19 веке название мызы отличали от названия деревни при ней – Александровой или Александровской. Но, видимо, это однокоренные слова.

Деревню часто называли слободой потому, что там жили не обычные крепостные хлебопашцы, а мастеровые люди. Эта мыза была ему дарована императрицей в 1747 году. Василий Иванович часто отдыхал здесь со своей женой графиней Александрой Фёдоровной Апраксиной. В 1795 году на средства генерал-майора Разумовского на мызе Синковицы была построена домовая церковь во имя Преображенья. Она была соединена с жилыми покоями. Антиминс освящён митрополитом Гавриилом в 1784 году.

В церкви замечательны: икона Успения Богородицы с частицами мощей, точный список с образа. «Иже обретается над царскими вратами во Влахернской Киево-Печерской церкви» - как гласит надпись. Икона прислана строителю церкви Разумовскому от настоятеля Киево-Печерской лавры; икона Феодоровской Божья Матерь старинной греческой живописи. Внизу две надписи: «Сей святой образ списан с чудотворного образа Пресвятой Богородицы, нарицаемой Феодоровским, еже во граде Костроме в явлении того целбоносного образа был в лето 6747 (1230) году августа 27 дня. Празднование тому образу и о явлении предложено в прошлого месяца марта в 14-й день».

Другая надпись: «явился тот святой и чудотворный образ благоверному и великому Князю Василию Георгиевичу. Рекомому в башне Костромскому и Галицкому. Сыну благоверного князя Георгия, Ярослава Владимирского, внука же преподобного и великого князя Александра Невского». На пономарских дверях написано, что иконостас устроен «В лето от сотворения мира 7260 от рождества же по плоти Бога 1782 года месяца октомврия 23 дня».

В.И. Разумовский упоминается в произведении А.С. Пушкина «Разговоры Н.К. Загряжской»: «12 - августа - Это было перед самым Петровым днем, мы ехали в Знаменское, - матушка, сестра Елисавета Кирилловна, я – в одной карете, батюшка с Василием Ивановичем - в другой. На дороге останавливает нас курьер из кабинета, подходит к каретам и объявляет, что государь приказал звать нас в Петергоф. Батюшка велел, было ехать, а Василий Иванович сказал: «Полно, не слушайся, знаю, что такое. Государь сказал, что он когда-нибудь пошлёт за дамами, чтобы они явились во дворец, как их застанут, хоть в одних рубашках».

Василий Иванович скончался в 1800 году на своей мызе Синковицы. Похоронен в Сергиевой пустыни близ Петербурга вместе со своей женой. У них были две дочери: Александра Васильевна за Алексеем Деденёвым. От их брака родился сын камергер Михаил Алексеевич (1793-1831) и дочь Софья Алексеевна за генералом от инфантерии, СПб генерал-губернатором Матвеем Евграфовичем Храповицким (1784-1847).

Вторая дочь В.И. Разумовского Наталья Васильевна (1761-1844) была замужем за действительным статским советником Муравьёвым. Александра Васильевна Деденёва, овдовев, благоволила знатному и богатому вельможе, своему дяде графу Петру Кирилловичу Разумовскому. От их связи родилось несколько детей: некая Рудилова (замужем за генералом фон Пистолькосом), София (замужем за Фёдором Крюковским) и Николай Николаевич Оржицкий.

В 1809 году произошёл раздел имения Синковицы между дочерями В.И. Разумовского. Наталье Васильевне Муравьёвой достались деревни Зябицы и Теглицы, близ которых она основала усадьбу Власово. Синковицы достались Александре Васильевне Деденёвой, затем её сыну и дочери Софье Алексеевне. После смерти Софьи Алексеевны имение перешло Матвею Евграфовичу. Спустя некоторое время он женился на Анастасии Сергеевне Щербатовой. Она была одной из шести дочерей действительного тайного советника, егермейстера князя Сергей Григорьевича Щербатова (1779 - 1855) и Анны Михайловны, урождённой Хилтовой.

После смерти Храповицкого имение по наследству стало принадлежать А.С. Щербатовой. Она вышла замуж за генерала барона Павла Александровича Вревского (18 мая 1809 – 4 августа 1855). П.А. Вревский был одним из внебрачных детей известного вельможи екатерининского и александровского времени князя А.Б. Куракина. После смерти второго мужа Анастасия Сергеевна доживала свой век в одиночестве в доме купленном в середине 1820-х годов женой генерал-адъютанта Храповицкого на углу набережной Кутузова и Гагаринской улицы.

Анастасия Сергеевна скончалась в 1882 году и похоронена вместе со своим вторым мужем в Крыму на склоне ущелья Майрям-Даре. Здесь похоронены погибшие в 1855 году при обороне Севастополя. Почти на дне ущелья, среди буйства зелени и солнечных бликов, в траве - две строгие плиты из чёрного мрамора. На одной из них надпись «Здесь похоронен генерал-адъютант барон П.А. Вревский, погибший 4 августа 1855 года в сражении при речке Чёрной на Федюхинских горах». Так и лежат они вместе на старинном маленьком кладбище, скрытом от людских глаз…

Пётр Кириллович Разумовский

Пётр Кириллович Разумовский (15.1.1751-14.12.1823), сенатор, действительный тайный советник. Сын гетмана Кирилла Григорьевича Разумовского и его жены Екатерины Ивановны. С детства записан в военную службу. Обучался вместе с другими братьями в доме родителей. В 1765 вместе с братьями послан в Страсбургский университет, а в 1768 - в Англию. В 1769 возвратился в Санкт-Петербург и поступил на военную службу.

В 1772 произведен в полковники, в 1779 - в бригадиры, а 24.11.1780 - в генерал-майоры. Числился в Ладожском пехотном полку, в 1780-1783 - в Санкт-Петербургской дивизии, в 1784-1788 - при первой дивизии. Участвовал в русско-шведской войне 1789 и был произведен в генерал-поручики. Был награждён польскими орденами - орденом Станислава и Белого орла. Уволен в гражданскую службу в 1789 году.

Его брак с вдовой Софьей Степановной Чарторыжской, урожденной Ушаковой, и многочисленные долги навлекли на него гнев отца, который прекратил с ним всякие отношения. Софья Степановна Ушакова, пятью годами старше его, была известна при дворе своим щегольством и страстью к развлечениям. Перед женитьбой великого князя Павла Петровича императрица, сомневавшаяся в производительной способности сына, возложила на Софью Степановну деликатную миссию, связанную с проверкой достоинств наследника престола. Результатом этого явилось рождение Семёна Великого, судьба которого довольно загадочна.

По восшествии на трон Павел назначил Петра Кирилловича присутствующим в Сенате; Разумовские возвращаются в Петербург и спустя некоторое время поселяются в доме, купленном у Мятлева и украшенном множеством ценных вещей, приобретённых во Франции во время революции. Через четыре года (1803) Софья Степановна скончалась; безутешный супруг заказал роскошный саркофаг для установки на её могиле в Александро-Невской лавре. После смерти жены Пётр Кириллович, продав часть острова Крестовского, летом постоянно стал жить в Гостилицах. 30 июля 1814 года он был назначен обер-камергером Высочайшего двора.

Умер Пётр Кириллович в Петербурге 14 декабря 1823 года и похоронен рядом с женой на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.

«Пред грозным временем, пред грозными судьбами…»

Описание жизни Н.Н. Оржицкого естественно разделить на три части: период до 14 декабря 1825 года, суд и ссылка на Кавказ и период после возвращения из ссылки.

Николай Николаевич родился 11 июля 1796 года. Отец добился для своего первенца дворянства, дал ему превосходное воспитание, знание языков, знакомство с музыкой. Воспитывался в Санкт-Петербурге, в иезуитском пансионе, пансионе Мейера, Жирардена, в петербургской губернской гимназии и в пансионе Жакино. Усовершенствовался и старался в изучении математики и словесности. Умел читать и писать по-русски, по-французски и по-немецки.

Оржицкий предпочёл тот род службы, которого избегали первые Разумовские. События Отечественной войны 1812 года приводят его в армию. 21 июля 1813 года Оржицкий вступил юнкером в Ахтырский гусарский полк. Тот самый, в котором служил А.А. Алябьев, ставший близким другом юного корнета. «Весьма милый и достойный человек» – так отзывался об Оржицком Н.А. Муханов. По словам Н.И. Греча, легко становится любимцем полка. К тому же он отважен, не смущается неудобствами походной жизни и на поле боя такой же сумасброд, как и в весёлом гусарском кругу. Ему одинаково послушны пистолеты, конь и неразлучная спутница-гитара.

А формулярному списку корнета Оржицкого мог позавидовать не один видавший виды ветеран. Здесь и сражение на реке Кацбах в Силезии, и знаменитая битва народов под Лейпцигом, а во Франции бои под Бриенн-ле-Шато, Ларотьер, Лаферте-сюр-Жуар, Монмирай, Шато-Тьерри, Краон, Лаон, Фер-Шампенуаз… Оржицкий пишет стихи, но не хранит их. Зачем? Друзья запоминают их и так, а литературная слава не прельщает гусара. Стихи – часть их общей жизни. В них удаль, отвага, мужское братство, реже – воспоминания о мирной жизни.

8 октября 1813 года Оржицкий получил за отличие звание корнета, а 21 июня 1817 года звание поручика. 14 марта 1819 года Николай Николаевич был уволен от службы за болезнью с чином штабс-ротмистра.

Николай Николаевич, как и все тогда, писал стихи, но его поэтическое наследие ещё не собрано, не установлены его псевдонимы и буквенные подписи. Единственное его стихотворение, подписанное полной фамилией, написано при прощании с гусарской жизнью в 1819 году. Появившееся в печати стихотворение «Прощание гусара» стало настолько популярным, что имя автора, в конце концов забылось. О поэте и вовсе перестали вспоминать, когда «Прощание гусара» было переложено на музыку А.А. Алябьевым. Родившийся романс стал памятью об Отечественной войне, сражениях, о гусарской вольнице.

Прощание гусара

Товарищи, на ратном поле,
Среди врагов, в чужих краях.
Встречать уже не будем боле
Мы смерть, столь славную в боях.

Мы вместе чашу золотую
Вином не будем наполнять,
Не будем боле круговую
За здравье храбрых осушать.

Я броню скинул, меч мой ржавит,
В бездействии душа моя.
Конем рука моя не правит,
И славы путь не для меня.

От вас отторгнутый судьбою,
Один средь родины моей,
Один – с стесненною душою
Скитаться буду меж людей.

Мой конь покинут; невеселый,
Меня, главой поникнув, ждет,
Но тщетно ждет, осиротелый;
Товарищ рати не придет.

Увы, уже не будет боле,
Со мной на брань летя стрелой,
Топтать врага на бранном поле,
Прощай, - о друг, соратник мой.

Так говорил в кругу соратных
Гусар разлуки в скорбный час.
Вздохнул, и на очах бесстрашных
Слеза блеснула в первый раз.

Родственники не во всём признавали незаконнорожденного Оржицкого, и когда тот по выходе в отставку решил жениться на одной из московских «кузин», то ему было отказано. Особенно мешал ему в этом С.С. Апраксин (Апраксины близко породнились с Разумовскими). Николай Николаевич потом ещё долго сердился на этих московских господ, разгорячённый, заявлял, что всех бы их перевешал, если было в его воле, и первого бы повесил С.С. Апраксина, а к ногам - всех, кто ему мешал.

Николай Николаевич принадлежал к тому кругу высшего общества, из которого были декабристы, был коротко знаком с Грибоедовым, А.А. Бестужевым, Рылеевым, Одоевским. В письме А.А. Бестужеву от 22.11.1825 года Грибоедов пишет «Оржицкий предал ли тебе о нашей встрече в Крыму? Вспоминали о тебе и о Рылееве, которого обними за меня искренне, по-республикански».

Рылеев, будучи заседателем в суде, занимался делами Оржицкого по получению им наследства от скончавшегося в конце 1823 года Петра Кирилловича Разумовского. Оржицкий часто встречался с известными декабристами в Петербурге, присутствовал на тайных собраниях, отлично знал не только о существовании тайных обществ, но и об их планах. Рылеев и Александр Бестужев предлагали Николаю Николаевичу вступить в тайное общество, но он отказал обоим, не раз заявлял, что «предприятие общества безрассудно».

*  *  *

Тем не менее, Оржицкого арестовали и содержали на городском карауле, а 23 декабря 1825 года перевели в Петропавловскую крепость «содержать под строгим арестом, где удобно» в №5 Зотова бастиона. Ему предъявили обвинение в том, что он, зная о существовании тайных обществ, не донёс об этом. Однако интерес его к этому делу всё-таки был не маленьким, так как он был у Рылеева и на знаменитом совещании 13 декабря 1825 года, и вечером 14-го после восстания. Оржицкий так сам об этом показывал на следствии: «14 декабря поутру был в Сенате, ушёл к Крюковскому, вечером был у Рылеева, где был и Пущин».

Именно ему накануне Рылеев в случае неудачи восстания перепоручал судьбу дочери и жены, а на вопросы следователя сообщал: «Оржицкому действительно я поручил 14-го числа после происшествия на Сенатской площади съездить в Киев, и отыскать Сергея Муравьёва-Апостола, сказать ему, что нам изменили Трубецкой и Якубович. Это было сделано мною в волнении; но повторяю, что Оржицкий обществу никогда не принадлежал, хотя и знал о существовании его от меня. Когда я предлагал ему о вступлении в оное, он решительно мне отвечал: «Я, брат, не способен на такие дела». Объявить он о том не мог, будучи связан честным словом».

Наряду с обсуждением возможного цареубийства, вот второе главное обвинение, - не донёс! Очевидно, что нарушить честное слово русского офицера, дворянина, порядочного человека Николай Николаевич не мог. Вспомните, что говорил Оржицкий на счёт Апраксина по поводу своей женитьбы на «кузине». Это высказывание было перефразировано его другом Д.И. Завалишиным, и стало для Оржицкого отягчающим при вынесении приговора. Д.И. Завалишин говорил: «Прекрасно выдумал мой знакомый господин Оржицкий: сделать виселицу, первым повесить государя, а потом, к ногам его, и братьев».

Н.И. Греч в книге «Записки моей жизни» вспоминает, что Оржицкий был «большой весельчак и большой хлебосол, кормил и поил приятелей своих, не обращая внимания на их пустые речи, и поплатился за то разжалованием в солдаты с лишением дворянского достоинства».

О гражданской казни рассказывает декабрист Н.Р. Цебриков: «Над Якушкиным профос-палач изломал над головой шпагу, что всю её окровавил. Александр Муравьёв и Оржицкий, над которыми не ломали шпаг, до того испугались ловкости профоса, что Оржицкий бросился к полицмейстеру Чихачёву напомнить ему, что таким образом совершенно не ломают шпаг так близко над головой и, показав Чихачёву, что все сабли и шпаги были надпилены, и что гораздо выше головы должно их ломать, чтоб никак не задеть головы, как это сделано с головою Якушкина; и сам Оржицкий пошёл было показать невинному полицмейстеру Чихачёву, командовавшему этим большим каре, как следовало бы ломать шпаги».

В августе 1826 года Оржицкий получил назначение следовать в полевые полки Кавказского корпуса. И вскоре Николай Николаевич прибыл в Кизлярский гарнизон. Но и здесь его продержали недолго. 31 января 1827 года он был переведён в Нижегородский драгунский полк под командованием Николая Николаевича Раевского-младшего (1801-1843), который сам проходил по делу декабристов и был связан с Ораниенбаумским уездом. Он был сыном Н.Н. Раевского-старшего и Софьи Алексеевны Константиновой (внучки М.В. Ломоносова); она вместе с сестрой Екатериной наследовала имения М.В. Ломоносова в Ораниенбаумском уезде: Усть-Рудицу, Савольшино и др.

В этих имениях неоднократно бывал Раевский-младший. Сохранилось его письмо написанное из Усть-Рудиц. Впоследствии ими владел его сын Михаил (1841-1893), поэт и известный садовод. В семье Раевских Усть-Рудицы находились до 1917 года. Раевский-младший и его брат Александр были арестованы по подозрению в их причастности к тайным обществам, но это не подтвердилось. Именно тогда Раевский-младший был послан командовать Нижегородским драгунским полком. Он весьма дружески относился к сосланным декабристам. Однажды даже получил выговор от Дибича за то, что Оржицкий (рядовой) присутствовал на обеде с офицерами в одном из ресторанов.

По всей вероятности, у командира полка Н.Н. Раевского-младшего летом 1829 года Оржицкий встречается с Пушкиным. Недолгое знакомство пробуждает у обоих дружеские чувства, так что поэт думает ввести своего нового знакомца в первую главу «Путешествие в Арзрум». Во всяком случае, Оржицкого можно угадать в одной из фраз пушкинского черновика: «15 пар тощих и малорослых быков, окружённых полунагими осетинами, тащили лёгонькую венскую коляску моего приятеля Ор… Это зрелище разрешило все мои сомнения. Я решился отправить мою тяжёлую коляску обратно во Владикавказ и верхом доехать до Тифлиса».

Сестра Оржицкого Софья и её муж М.Е. Храповицкий много сделали для того, чтобы улучшить судьбу опального декабриста. Сохранились их благодарственные письма Н.Н. Раевскому-младшему за хорошее отношение к Оржицкому:

М.Е. Храповицкий - Н.Н. Раевскому мл.

10-го сентября 1827 г. Москва.

Милостивый Государь

Николай Николаевич!

Приношу мою наисердейшую благодарность за приятное известие, заключающееся в письме Вашем от 28-го Июля, полученном мною 5-го сего месяца.

Хотя я твердо уверен, что Оржицкий не пропустит случая отличить себя, но надо было иметь сей случай, Вы ему оный предоставили; могу-ли найти слов для выражения моей благодарности, но верьте, что в полной мере умею ценить Вашу к нему милость.

Справедливость, Вами поступкам его отдаваемая, обнадеживает меня, что Вы и впредь покровительством своим не оставите его. Я надеюсь, что представление Ваше не будет остановлено без уважения, тем более что командуемой Вами полк, в сражении сем покрыл себя славой, удивляться сему нечего, Вы с младенчества узнали путь к славе, он указан Вам родителями Вашими, неоднократно водившим к оной полки нусския.

Дивизия, которой я теперь имею честь командовать, уподоблена была по мужеству своему сопротивлению покойным незабвенным Императором движущимся крепостям, в сражении при Лейпциге; но кто внушал им сию непоколебимую твердость и презрение к опасностям, кому обязаны полки, сию дивизию составляющия, за сие лестное уподобление, как не родителю Вашему, ими тогда предводившему.

Повторяя мою благодарность, и просьбу о неоставления покровительством своим брата моего, с истинным почтением и преданностию пребыть честь имею на всегда Вам.

Милостивый Государь

Покорнейшим слугою

Матвей Храповицкий.

Москва

Сентября 10-го

1827 года.

М.Е. Храповицкий - Н.Н. Раевскому-мл.

Милостивый Государь

Николай Николаевич!

Беру смелость препроводить к Вам Плакатный Пашпорт Дерптскому мещанину Функу, скором от 31-го Июля сего года на два года, прося Вас покорнейше передать оный по принадлежности.

В рескриптах, многим из Генералов данных, почти везде упоминается, что полк был в доброй схватке с неприятелем, и долг свой исполнил похвальным образом. Вы были столько внимательны, что почтили меня уведомлением о хорошем поведении в сражении при Джеван-Булак Оржицкаго, обратившего на себя милостивое Ваше начальничье внимание; довершите Ваше одолжение уведомлением, отличие его было ли такого рода, что он удостоен от Вас особеннаго представления? И что по сему последовало.

Вы сами имеете родственников, а потому судить, как нетерпеливо желаем мы знать все до Оржицкаго касающееся, тем более что теперь предстоит единственный случай к заглаждению проступка его и единственная надежда к получению скорейшаго прощения.

Получая его вновь в начальничье внимание Ваше, с истинным почтением и совершенною преданностью пребыть честь имею на всегда Вам

Милостивый Государь

Покорнейшим слугою

Матвей Храповицкий.

Москва

5-го Ноября

1827-го года.

С.А. Храповицкая - Н.Н. Раевскому-мл.

2-го июня 1828 г. Москва.

Mon Colonel!

Je me fais un devoir de vous exprimer les sentiments de reconnaissance, que j'iprouve pour les bontes donc vous avex daigne combler mon frere Orgitsky. C'est encore a vous, que je dois 1'amelioration de son sort et le premier instant de bonheur, que j'aie resenti depuis deux ans. Vous consevez ce que doit eprouver pour vous un etre, donc vous avez calme les chagrins et rendue а l'esperance. Il ne me reste plus qu'a vous supplier mon Colonel de vouloir bien lul continuer votre bienveillance et de recevoir les assurances des sentiments les plus distingues de votre devouee.

S. Chrapovitsky.

Moscou ce

2 Juin 1828.

Николай Николаевич храбро сражался в боях русско-персидской и русско-турецкой воин 1827-1829 годов, особенно отличился в сражении при Джеван-Булаке 5 июля 1827 года (спас рядового), заслужил вновь офицерское звание прапорщика. Как свидетельствуют документы того времени, в этом сражении проявили смелость и отвагу многие разжалованные русские офицеры. Главнокомандующий Кавказской армией генерал Паскевич не имел тогда права награждать декабристов; он представлял особо отличившихся к награде высшему командованию. Более шести лет прослужил Оржицкий в Царских Колодцах…

Оржицкий, несмотря на суровую учесть, был весёлым и жизнерадостным человеком. Он прекрасно играл на гитаре и был постоянным посетителем знаменитых нечволодовских вечеров. В то время, когда родной брат А.С. Пушкина Лев Сергеевич, также служивший в Нижегородском полку, обучал юную хозяйку дома Катеньку Нечволодову словесности, Оржицкий давал ей уроки музыки.

* * *

Наконец, в начале февраля 1832 года по ходатайству генерал-адъютанта М.Е. Храповицкого было получено разрешение на увольнение Оржицкого. Такое увольнение сопровождалось запретом въезда в столицу и обязательством жить в деревне своей или генерала Храповицкого на его поруках. Именно так Николай Николаевич вернулся в Ораниенбаумский уезд и 31 августа 1832 года поселился в Синковицах на мызе Храповицких. Здесь он прожил пять лет, и в 1834 году женился на своей племяннице Софье Фёдоровне Крюковской.

Семейство Оржицких росло, рождались дети. Супруга подарила ему семерых детей - четыре дочери и три сына. К этому периоду настала необходимость в приобретении своего поместья, чтобы жить в деревне (выполнять предписанное условие) и устроиться надолго и более основательно.

Недалеко от усадьбы Синковицы находилась мыза «Новая», которую за небольшую стоимость в 1837 году приобрела семья Оржицких у К.Е. Мандерштерн. Усадьба была переименована в Новые Оржицы. Её территория составляла 186 десятин и состояла из пашен, полей и леса на севере участка. Свою усадьбу Оржицкий распланировал очень рационально, с учётом всего необходимого для комфортного проживания семьи круглый год.

На ручье Чудиновом построили плотину и запрудили небольшое озеро. К северу от него по обеим сторонам ручья распланировали пейзажный парк. Севернее его на правом берегу устроили теплично-оранжерейное хозяйство. Главная часть усадьбы сосредоточилась на левом берегу. Дорога из Ропши, обсаженная деревьями, вела во внутренний двор, по сторонам которого стояли отдельные каменные и деревянные служебные флигели. Они вели к усадебному деревянному дому с обязательным круглым партером перед ним. Другим фасадом дом был обращён в пейзажную часть парка. Из его окон была видна и запруда.

К северу и востоку от центральной части с постройками посадили регулярный плодовый сад, разбитый дорожками на прямоугольники. Ближе к берегу ручья, на северной оконечности усадьбы, устроили хозяйственный двор. От восточной границы к северу проложили аллею, ведущую к павильону, где неподалёку от усадьбы, в полях, бил родник, дающий начало небольшому Безымянному ручью.

Вся усадьба «с садом, людскими и прочими строениями, огородами» занимала всего 6 десятин 160 кв. саж., а пруд - 2 десятины 911 кв. саж. И на этой небольшой территории было всё необходимое для повседневного быта и отдыха. Условий жизни продиктовали необходимость создания «унитарной» усадьбы. Но владельцы стремились создать и привлекательные места для отдыха, чему в немалой степени способствовал рельеф с небольшими перепадами, и речка, и леса, и окрестные луга. Обслуживали усадьбу всего 12 дворовых: 6 женщин и 6 мужчин.

Только в 1839 году Оржицкому разрешили приехать в Петербург для свиданий с тёткой Натальей Васильевной, сестрой матери, которая была замужем за графом, действительным статским советником Николаем Фёдоровичем Муравьёвым. А с 1843 года Ожицкому было высочайше разрешено приезжать в столицу с шефом жандармов. После смерти Храповицкого в 1847 году наблюдение за декабристом было поручено губернскому предводителю дворянства, которым в то время был хозяин Гостилиц - Александр Михайлович Потёмкин. Наконец, по манифесту об амнистии (28.08.1856 года) Николай Николаевич, как и все декабристы, был освобождён от всяких ограничений, ему и его детям были дарованы права потомственного дворянства.

Именно в этот период жизни Оржицкий начал активно заниматься литературой. Он сдружился с известным критиком Валерианам Майковым, с писателем Н. Некрасовым. Дружил и с автором бессмертного «Соловья» композитором А. Алябьевым. Судьба В. Майкова тесно связана с Оржицами. Он летом 1846 года приехал в усадьбу погостить к Николаю Николаевичу и утонул, купаясь в одном из прудов. Майкова похоронили на кладбище в Ропше. На его похороны приезжал из Петербурга Гончаров, Некрасов и И. Панаев.

Оржицкий скончался 1 января 1861 года в год освобождения крестьян от крепостной зависимости, за что так ратовали его товарищи в 1825 году. Его похоронили в Троице-Сергиевой пустыни в Стрельни.

Софья Фёдоровна Оржицкая, вдова прапорщика, летом 1869 года получила разрешение снимать дачу в Петергофе на улице Александринской (ниже улицы Аврова) в доме Шумиловой. Лидия Николаевна в 1862 году вышла замуж за инспектора Санкт-петербургской консерватории и композитора Григория Александровича Демидова (1838-1870). Жили они в Демидовом переулке, устраивали приёмы, прекрасный голос хозяйки вспоминал Даргомыжский.

После смерти Софьи Фёдоровны совладельцами имения Оржицы стали сын Евгений и две его замужние сестры - Елена Гертик и Софья Муравьёва. Евгений Николаевич, выйдя в отставку в чине сотника, так же как и родители, постоянно жил в усадьбе. 80 лет владели этой живописной, уютной усадьбой декабрист Николай Николаевич Оржицкий и его потомки, дорожили ею, берегли.

Остаётся неясным происхождение фамилии Н.Н. Оржицкого. На стыке Киевской и Полтавской областей существуют реки Оржица, Гнилая Оржица и несколько топонимов с этим корнем Новая Оржица, Старая Оржица, Оржица (райцентр), Новооржицкое, Иржвец. Река Оржица (130 км), правый приток реки Сумы протекает по территории бывшего и других уездов Полтавской губернии. Тут можно вспомнить имение Миниха (один из владельцев Гостилиц) в этом уезде – может быть, оно перешло и П.К. Разумовскому и это как-то определило фамилию незаконнорожденного сына?

3

Кавказские Воды. Сезон 1832 года

Владимир Шкерин, кандидат исторических наук

В личных бумагах влиятельного сановника эпохи Николая I, министра внутренних дел и министра уделов графа Льва Алексеевича Перовского «Список господ, посетивших Кавказские Минеральные Воды в 1832 году» кажется документом случайным. Из него следует, что сам Перовский, в то время вице-президент Департамента уделов, гофмейстер, сенатор и ещё не граф, прибыл на Воды 21 июня.

«Курсовые» начинали съезжаться на Воды в апреле: 8-го числа - чиновник 12-го класса Ельчанинов, 16-го - полковник Бирюлин, 20-го - майор Сокольской. 22 апреля появилось первое значительное лицо - герой сражений под Бауценом и Лейпцигом, участник взятия Парижа генерал от кавалерии Георгий Арсеньевич Емануэль (Эммануэль) с сыном Георгием, прапорщиком. До 1831 года Кавказ - место службы генерала: он - командующий войсками на линии и начальник области. Но в очередной экспедиции против горцев Емануэль получил тяжёлое ранение, за которым последовала отставка.

Прочие путешественники, отправлявшиеся в путь позже, очевидно, в надежде занять жильё подешевле, рисковали увязнуть в дорожной грязи. А риск был реален: первое шоссе от Петербурга до Москвы ещё только строилось, про обустройство дальнейшего пути «в полуденную сторону» и говорить не приходилось. Но имелась и причина для спешки: «курс» 1830 года выдался чрезвычайно многолюдным, до полутора тысяч отдыхающих, и мест на всех не хватило.

В мае в южных степях наступает лето, к концу июня зной окрашивает их в бледно-жёлтые и голубые тона. В эти-то два месяца и проходил основной сбор «водяного общества». Ехали в запряжённых шестернями громоздких рыдванах, венских спальных дормезах, сопровождаемые обозами с челядью, провизией и с непременными большими самоварами.

Дорожное чтиво для многих - изданная в 1831 году книга главного врача Кавказских Вод Ф. Конради «Рассуждения о искусственных минеральных водах с приобщением новейших известий о Кавказских минеральных источниках». Конечно, Кавказские Воды - не Баден-Баден. Обустройство их едва началось (так, кисловодский нарзанный источник в 1832 году - «две галереи с переплётом в брусьях, обтянутые парусиною»), среди врачей немало шарлатанов, из-за которых больной, по свидетельству Конради, «обманутый в надежде на выздоровление, с ропотом и неудовольствием оставлял Воды». Да и соседство непокорённого Кавказа не внушало спокойствия. В том же 1832 году кровопролитному и разорительному набегу горских «хищников» подверглись Ессентуки - казачья станица на полпути из Пятигорска в Кисловодск. Однако вернёмся к списку.

17 мая на Воды приехал полковник Пётр Семёнович Верзилин. Тот самый Верзилин, дочерям которого в 1841 году будет посвящать стихотворные экспромты Лермонтов и в доме которого поэт примет роковой вызов на дуэль. Кстати, знаменитый дом Верзилины купили ещё в 1829 году, а для самого Петра Семёновича Пятигорск - место не отдыха, но службы: он - наказной атаман Кавказского линейного войска.

На следующий день, 18 мая, прибыл Александр Андреевич Тон - академик, профессор Академии художеств, наблюдающий за строениями Царского Села. Напротив его фамилии - карандашная помета: «В доме Арешева», свидетельство респектабельности и состоятельности курсового. Побывавший здесь девятью годами ранее поэт С.Д. Нечаев  (в прошлом - член Союза благоденствия, в будущем - обер-прокурор Святейшего синода) отмечал: «Исключая двух домов кизлярского купца Орешева, все другие на Горячих Водах построены в один этаж и почти все покрыты тростником».

Одновременно с академиком появился на Водах и отставной поручик Дмитрий Александрович Молчанов, служивший прежде в расформированном Семёновском полку, а в 1826 году подвергшийся аресту по подозрению в причастности к выступлению Черниговского полка. Вина осталась недоказанной, офицера вернули в строй, но дальнейшая служба не сложилась. 26 мая прибыл действительный статский советник Дмитрий Евлампиевич Башмаков.

Не чета отставному поручику, а в прошлой биографии та же запятая: однополчанин Павла Пестеля и князя Сергея Волконского, и Матвей Муравьёв-Апостол вроде бы сообщал о его причастности к Союзу благоденствия, да следствие предпочло не заметить. Всё равно пока непонятно: чего ради список курсовых появился, а главное, так основательно задержался в бумагах Льва Перовского?

10 июня на Воды приехал отставной прапорщик Николай Николаевич Оржицкий - ещё один персонаж декабристкой драмы. Следствие сочло, что членом тайного общества он не состоял. Современные историки склонны относить его к категории «полупринятых», то есть отказавшихся вступить в общество, но сохранивших тайну. В последнее сложно поверить, зная о характере контактов Рылеева и Оржицкого в «роковые дни» 1825 года.

13 декабря Оржицкий пришёл в рылеевскую квартиру, ставшую штабом подготовки восстания. Однако лидер «северян» не стал призывать отставного штабс-ротмистра присоединиться к повстанцам, а дал ему иные поручения: «Потом просил он меня, чтобы в случае неудачи я не покинул жены и дочери его, да к тому же просил ещё отыскать на юге... Муравьёва-Апостола и сказать ему, что они полагали выгоднее действовать 14 числа».

На следующий день, уже после поражения выступления, Оржицкий вновь в рылеевской квартире - вместе с Иваном Пущиным и Петром Каховским. Рылеев отправил его к Никите Муравьёву с известием о случившемся и о том, что князь Трубецкой и Якубович «изменили». Но Оржицкий упорно манкировал опасностью и около восьми часов вечера вернулся к Рылееву, дабы ещё раз подтвердить обещание «не оставить его семейство».

Вскоре Оржицкого арестовали. Содержали вначале на городском карауле, затем в Зотовом бастионе Петропавловской крепости. К числу прочих в его деле добавилась и такая вина, от которой мороз по коже. Мичман В.А. Дивов передал следователям слова Д.И. Завалишина: «Прекрасно выдумал мой знакомый г. Оржицкий: сделать виселицу, первым повесить государя, а там к ногам его и братьев». Да ещё это вызывающее поведение на следствии!

На вопрос о том, почему не донёс, отвечал заносчиво: «Мысль носить на себе постыдное имя предателя была причиною, побудившею меня умолчать перед правительством о бывшем мне известным заговоре». В итоге Оржицкого лишили чинов и дворянства, приговорили к ссылке в дальние гарнизоны. Летом 1826 года он отправился с жандармом на Кавказ, чтобы вновь вступить в военную службу - на сей раз в чине рядового. В жарких делах военных кампаний против персов и турок, как и под мрачными сводами всероссийской темницы, бывший ахтырский гусар чести не посрамил: в январе 1828 года заслужил звание унтер-офицера, а ещё через два месяца - прапорщика.

В феврале 1832 года Н.Н. Оржицкий дождался вожделенной отставки, исходатайствованной ему генералом М.Е. Храповицким, женатым на его сестре. Жить позволили только в собственной деревне или у Храповицкого на поруках. Поездка на Воды под предлогом лечения - едва ли не единственная легальная возможность повидаться с теми, о ком тосковал все эти годы. С кем же? Тут самое время вернуться ко Льву Перовскому. Многое объединяло его с Оржицким. Во-первых, двоюродные братья, во-вторых, оба незаконнорождённые дети графов Разумовских: Перовский - Алексея Кирилловича, Оржицкий - Петра Кирилловича. Даже если почти одновременное появление кузенов на Водах - простое совпадение, их встреча была неизбежна.

Вспомним первый день Печорина в Пятигорске: «спустясь в середину города», он «пошёл бульваром», чтобы затем подняться «по узкой тропинке к Елизаветинскому источнику». Это ежедневный маршрут каждого курсового. Итак, они встречались. И вероятно, Перовский не прочь был поимённо знать всех, кто мог донести весть об этом до державного и неласкового Петербурга... И всё же в список попали не все посетители Вод того «курса».

С конца предыдущего года в Пятигорске проживал Александр Александрович Алябьев. Автор знаменитой русской песни «Соловей» был близок со многими декабристами - Петром Мухановым, Фёдором Глинкой, Александром Бестужевым, Вильгельмом Кюхельбекером. С Николаем Оржицким, сослуживцем по Ахтырскому гусарскому полку, в составе которого оба прошли боевой путь от Силезии до Парижа, - особенно. На стихи фронтового товарища композитор написал романс «Прощание гусара».

Когда «первенцы свободы» вышли на Сенатскую площадь, Алябьев уже томился в крепости, но по делу отнюдь не политическому: за допущение в своём доме азартных игр и пьяную драку, предположительным следствием которой стала смерть одного из гуляк. После четырёх лет сибирской ссылки и неустанных хлопот родни Алябьеву разрешили выехать для лечения на Кавказские Воды, не избавляя при этом от статуса ссыльного. В Пятигорске композитор оставался до 15 августа, в Кисловодске - до 13 сентября, после чего отправился в Ставрополь.

Мы не знаем, где останавливались в Пятигорске Перовский и Оржицкий. Пятигорский же адрес Алябьева известен: усадьба подполковницы Толмачёвой. Опять же невозможно предположить, что два опальных гусара не встретились на том самом бульваре. И почти так же сложно представить, чтобы Оржицкий не воспользовался случаем попросить могущественного родственника за старинного приятеля.

В жизни Алябьева на Водах произошли важные события. Из списка Перовского узнаём, что 13 июня сюда прибыла дочь действительного статского советника девица Екатерина Александровна Алябьева - родная сестра композитора. Разумеется, совпадением это объяснить нельзя. А вот и совпадение из того же списка: 2 июня приехал отставной полковник Андрей Павлович Офросимов.

В документе не указано, но мы знаем, что вместе с ним была молодая жена - также Екатерина Александровна, сестра декабристов Владимира и Григория Римских-Корсаковых. С нею Алябьев был знаком ещё по Москве, но именно на Кавказе в его душе разгорелось чувство, отразившееся в целом цикле романсов («Тайна», «Я вижу образ твой», «Кольцо» и др.) и в 1840 году, уже после кончины Офросимова, объединившее двух людей священными узами брака. Воды не принесли «почти никакой пользы» Алябьеву, и доктора пришли к выводу, что «северный и южный климат вредны для его здоровья». Основываясь на этом заключении, он пытался получить разрешение вернуться в Москву, но царь назначил новое место ссылки - Оренбург.

Военным губернатором там в то время служил Василий Алексеевич Перовский, младший брат Льва и также бывший член Союза благоденствия. Едва ли дело обошлось без протекции. В лице В.А. Перовского, по мнению исследователей, «Алябьев встретил не бездушного царского сатрапа, а скорее покровителя, очень много сделавшего для облегчения участи своего поднадзорного не только во время его пребывания в крепости Оренбург, но и в дальнейших мытарствах композитора».

Покинув Кавказскую область лишь в сентябре 1833 года, Алябьев в мае следующего года отпросился у губернатора на всё лето к только-только входившим в употребление уральским Сергинским серным водам. А в начале 1835 года Василий Перовский выхлопотал композитору частичную амнистию: Алябьеву, как и Оржицкому, было позволено жить у родни под надзором полиции, но запрещено появляться в столицах.

Однако и сердечные, и творческие дела неудержимо влекли Алябьева в Москву. Спустя год он уже по собственной воле предпринял неблизкую поездку в Оренбург. И вновь надежды «Соловья» не были обмануты. В августе 1836 года последовало «всемилостивейшее прощение» и позволение «вступить на гражданскую службу по Оренбургской губернии первым классным чином».

Сведения о том, что новоиспечённый коллежский регистратор хотя бы раз после своего назначения посетил Оренбург, отсутствуют. Милостивый начальник поручил ему «ближайший надзор за находящимися в Москве для обучения разным мастерствам малолетками казачьих войск». Неофициально же Александру Александровичу было сообщено, что поручение это «нисколько не должно мешать ни вашим другим занятиям, ни лечению и не обязывает вас ни к чему».

Более того, Василий Перовский отстоял бессрочную командировку своего подчинённого в 1841 году, когда этим фактом заинтересовалась московская полиция. И в 1842 году, когда подобный же интерес высказала жандармерия, он вновь встал на защиту Алябьева. Но на сей раз оренбургский военный губернатор получил от императора гневный выговор, а композитор был уволен от службы и выслан в Коломну. Со своей стороны, Александр Алябьев увековечил имя благодетеля, посвятив ему музыкальный цикл «Азиатские песни» и сборник хоров «Застольные русские песни».

Вот, кажется, и связались узелки. Вот и протянулись ниточки от благополучных Перовских к опальным Оржицкому и Алябьеву. Да мало ли ещё о чём может поведать список отдыхающих на Водах...

4

Северн[ого] о[бщества]                                                                                 № 50 № 382

О штаб-ротмистре Ахтырского гусарского колка

Николае Оржицком

IВ № 382

№ 1

Опись

делу штаб-ротмистра Оржицкого

Листы

1 Формулярный его, Оржицкого, список .............................................................................................................

2 Показание, отобранное г[осподином] генерал-адъютантом Левашовым от его, Оржицкого ..... на 1 и 2

3 Вопросные пункты  Комитета ему, Оржицкому, о воспитании с ответом его  .............................. на 3 и 4

4 Вопросный пункты Комитета штаб-ротмистру Оржицкому  10 генваря 1826 ............................... на 5 и 6

5 Ответные его, Оржицкого, на оные ..................................................................................................... на 7 и 8

6 Вопросный пункт Комитета штаб-ротмистру Оржицкому 1 майя 1826 с ответным его ....................  на 9

7 Вопросный пункт Комитета подпоручику Рылееву 16 майя с ответным его, Рылеева ….................. на 10

8 Белые листы .........................................................................................................................................  на 10-14

_____________________________________________________________________________________________________

Итого ................................................................................................................................................................  14)1

Надворный советник Ивановский// (л. 7)

1 Слова «Белые листы …… на 10-14», «Итого …… 14» написаны другим почерком.

5

№ 2 (1)

Копия с формулярного списка о службе Ахтырского гусарского полка поручика Оpжицкого.

Выписана на списка, имеющегося при деле об увольнении его от службы.

Оный Оржицкий высочайшим приказом 14 марта 1819 года за болезнию штаб-ротмистром // (л. 7 об. - 8)

Чин и имя, отечество и прозвание, также какие имеет ордена и прочие знаки отличия

Поручик Николай Николаев сын Оржицкий

Сколько от роду лет

22

Из какого состояния, и буде из дворян, то не имеет ли крестьян и если имеет, то где и каких селениях и сколько именно

Из дворян Санкт-Петербургской губернии

В службу вступил и во оной какими чинами происходил и когда

чины -- годы -- месяцы -- числа

В службу юнкером -- 1813 -- Июля -- 21

За отличность корнетом -- 1813 -- Октября -- 8

Поручиком -- 1817 -- Июня -- 21

И течение службы в которых именно полках и баталионах по переводам и произвождениям находился

полки и баталионы -- годы -- месяцы -- числа

Принят по прошению в сей полк

В сём полку

Be время службы своей в походах и в делах против неприятеля где я когда был, также какие награды за отличие в сражениях и по службе удостоился получить

1813-го в Слезии. 14 августа в сражения над рекою Кацбах, октября 4, 5, 6 и 7 чисел я Саксонии при г[ороде] Лейбциге, 8-го при деревне Фридрихсдорфе и за отличие произведён в корнеты; 814-го во Франции, ганваря 17-го при г[ороде] Бриень-ле-Шато, 20-го - с[ело] Ларотьер, 24-го - Судрон, 28-го - Лаферте-су-Жуар, 30-го -  м[стечко] Монмираль. 31-го - Шато-Тьери, 23 февраля - село Краон, 25 - г[ород] Лаон и 13 марта при селе Фер-Шампенуаз; 815-го, марта с 30-го из герцогства Варшавского чрез Слезию. Австрийское и Баварское владение до реки Рейна, и переправясь через оную, во Франции, а оттоль того ж года сентября со 2-го чрез реку Рейн, Дармштадтское и Кобурское владение, Саксонию, Слезию и Царство Польское в Российские пределы

Российской грамоте читать и писать и другие какие науки знает ли

По-российски, по-французски и по-немецки читать и писать умеет, арифметике и геометрии знает

В домовых отпусках был ли, когда именно, на какое время и явился ли на срок

Не бывал

В штрафах был ли, по суду или без суда, за что именно и когда

Не бывал

Холост или женат и имеет ли детей

Холост

В комплекте или сверх комплекта, при полку или в отпуске, где именно, по чьему повелению и которого времени находится

В комплекте при полку

К повышению достоин или зачем именно не аттестуется

Достоин

Подлинный подписал: полковник Пашков

Верно: начальник архива Деларю

С подлинным читал: помощник начальника архива Петров // (л. 9)

6

№ 3 (2)

№ 62

Чин и имя?

Отставной  ш[таб]-ротмистр Ахтырского гусар[ского] полк[а] Николай Оржицкий.

С какого времени вы находились в обществе тайном и что по оному знаете?1

В 23 или 24 году в начале Александр Бестужев2 предлагал мне взойти в тайное общество, коего предметы в подробности не объяснил, но давал мне почувствовать, что желает конституции. Я решительно отказался. В частном сношении оставался с Бестужевым, потому что он жил с Рылеевым, a сей последний имел от меня доверенность  получить деньги от душеприказчика г[рафа]  Пет[ра]  Разумовского. 13-го числа вечером взошёл я к Рылееву2, который3 сказал мне, что  я приехал и день роковой, что они на другой день действуют,   что у них к[нязь] Трубецкой2 начальником, просил в случае неудачи, чтобы я не оставил  его жены и детей, а сверх сего препоручил мне найти на юге подпол[ковннка] Муравьёва-Апостола коему в случае неудачи4 сказать, что общество полагало необходимым5 действовать.

В день происшествия 14-го числа поутру // (л. 9 об.) пошёл я  в Сенат за манифестом и, подходя к оному, видел Московского полка толпу неистовстве и кричащую «Уpa!» и прочее, чего не расслышал. Увидя, что они начали заряжать  ружья, и ушёл прочь6, в дом Крюковской. Здесь находился я до 6 часов вечера  и тогда зашёл к Рылееву2 для взятия доверенности. Здесь нашёл я Бестужева2 Каховского2 и двух ещё неизвестных; вскоре после пришёл ещё Пущин2. Тогда7 ещё раз мне Рылеев2 подтвердил ехать отыскать Муравьёва2 и сказать ему, что всё потеряно, что Трубецкой2 и Якубович2 изменили. Я8 обещал ему ехать, но сего исполнить был не намерен.

Какие деньги у вас нашли и кому оные принадлежат?9

Денег у меня всего было дома ассигнациями 3625 рублей, в кармане 980 рублей, билетами: один 35 тыс[яч] руб[лей] и другой в 2000 рублей. Векселями 50 тыс[яч] Бороздина, 30 тыс[яч] Деденёва, 20 тыс[яч] кавалергардского Бобринского, 5 тыс[яч] Галахова. // (л. 10). Все сии деньги были у меня заняты, а мною получены по наследству от Пет[pa] Кирилловича Разумовского. Найденные у меня два пистолета и кинжал со мною всегда бывают в дороге.

Всё вышеописанное по истице показал отставной штаб-ротмистр Николай Оржицкий10.

Генерал-адъютант Левашов // (л. 13)

1 Ниже на полях помета карандашом: «10 ген[варя] допрошен».

2 Фамилия подчёркнута карандашом.

3 Перед словом «который» зачёркнуто: «где нашёл».

4 Слова «в случаи неудачи» написаны над строкой.

5 Слова «общество полагало необходимым» вписаны над строкой вместо зачёркнутого «они принуждены были».

6 Далее зачёркнуто «по Синему мосту».

7 Перед словом «Тогда» зачёркнуто: «здесь».

8  Далее зачёркнуто: «отвечал».

9  В подлиннике ошибочно: «и кому у него принадлежат?».

10 Показания подписаны Н.Н. Оржицким собственноручно.

7

№ 4 (4)1

1826 года, 10 генваря, в присутствии высочайше учреждённого тайного Комитета отставной штаб-ротмистр Оржицкий спрашиван и показал.

При первом допросе вы показали:

1) что Александр Бестужев в 1823 или в 1824 году предлагал вам вступить в тайное общество и дал почувствовать, что целью оного есть введение конституции, но что вы будто отвергли сие предложение.

2) Вечером 13 декабря, в день решительных совещаний, вы были у Рылеева, который сказал вам, что на другой день они начинают действовать и что князь Трубецкой у них начальником. В случае неудачи просил вас не оставить его семейство, а сверх того поручал вам отыскать на юге Муравьёва-Апостола и сказать ему, что общество полагало необходимым действовать.

3) Будучи свидетелем происходившего 14 декабря на // (л. 13 об.) Петровской площади неустройства, вы не воздержались, чтобы снова вечером не посетить Рылеева, где нашли нескольких членов общества и где Рылеев ещё раз подтвердил вам ехать на юг и отыскать Муравьёва.

Таким образом, слова собственного сознания вашего, умолчание перед правительством о существовании тайного общества, тесные связи с членами оного и, наконец, участие в их совещаниях и действиях, и не менее того показания на нас других членов общества ясно доказывают, что вы точно были сочленом оного.

А потому объясните со всею справедливостью следующее, зная, что2 отрицательство и несправедливость могут вину вашу усугубить: а) кем и когда вы приняты в тайное общество и кого сами приняли в оное? // (л. 14)

б)  что побудило нас вступить в оное?

в)  в чём заключалась прямая цель общества и какими средствами располагало оно действовать для достижения её?

г) на чём основана была надежда общества в исполнении обширного; плана его, требовавшего сильной подпоры?

д) кто именно были известны вам члены сего общества и кто из них наиболее действовал?

е) когда и с кем из членов предполагалось начать действия общества?

ж)  что препятствовало обществу доселе в исполнении плана его?

з)  в чём заключалась ваша обязанность по обществу и какое оказывали вы содействие в намерениях оного?

и) Петербургское общество было ли в связи или в сношениях с другими обществами, ту же цель имевшими, с какими именно и кто члены оных, и не принадлежите ли сами к числу их?

Независимо сего вы должны объяснить // (л. 14 об.) здесь всё то, что ещё знаете и можете припомнить относительно тайного общества и происшествия 14 декабри со всею справедливостью и без малейшей утайки.

Г[енеpaл]-адъ[ютант] Бенкендорф // (л. 15)

1 Вверху листа помета карандашом: «Чит[ано] 13».

2  Слово «что» написано над строкой.

8

№ 5 (5)1

На вопросные пункты, предложенные мне высочайше утверждённым тайным Комитетом, поставляя себе долгом показать всё по самой строгой истине честь имею ответствовать:

1) Согласно первому моему показанию Александр Бестужев2 в конце 1823 или в начале 1824 года предложил мне вступить в тайное общество и дал почувствовать, что целью оного есть введение в России конституционного правления, что подробно мне будет объявлено тогда, когда я дам согласие вступить в оное общество, что обязанности мои будут: иногда способствовать обществу деньгами, а иногда ехать, куда меня пошлют, что кроме его никого из членов знать не буду и приказания принимать буду только от него; потребовав время на размышление, я решительно отказался.

2) Вечером 13 декабря, когда пошёл я к Рылееву, не знал я совершенно ничего об их плане, а так как он имел доверенность по делам моим и в шестимесячное отсутствие моё не писал мне ни разу, то я хотел узнать, сделал ли он что-нибудь для меня или нет; пришедши к нему, не застал его дома и, выходя, встретил его на дворе; первое слово его было: «В какой роковой день ты приехал!» Тут позвал он меня к себе к сказал мне, как «я уже объявил, что они на другой день действуют и что князь Трубецкой у них начальником. Я спросил у него о делах моих, он и не думал заняться оными; потом просил он меня, чтобы в случае неудачи я не покинул бы жены и дочери его, да к тому просил ещё отыскать на юге, когда мне можно будет, Муравьёва-Апостола и сказать ему, что они полагали выгодным действовать 14 числа. Всё сказанное им так меня смутило, что я обещался исполнить его поручение, не зная сам, что делал.

3) Желание узнать, жив ли он, и отобрать мою доверенность привело меня к Рылееву 14 чиста в 7 часу вечера. Смущение и почти отчаяние, в котором я его нашёл, заставили меня забыть совершенно моё дело, и, тронутый его положением, обещал ему не оставить его семейства. Тут подтвердил он // (л. 15 об.) просьбу свою отыскать Муравьёва2 и сказать ему, что они полагали нужным действовать, но что всё пропало, что Трубецкой и Якубович им изменили, что он ему советует оставить это, но что, впрочем, пусть делает как заблагорассудит; он, Рылеев, ни во что уже не вмешивается3.

Я обещал исполнить поручение сие, считая оное последнею просьбою приятеля, a не обязанностью члена общества, тем более, что оно уже было разрушено, имев притом твёрдое намерение не исполнить оное. У Рылеева нашёл я в то время морского адъютанта Бестужева, Каховского и двух незнакомых мне лиц, спустя несколько пришёл Пущин, и немного погодя вошел незнакомый мне штаб-офицер водяных коммуникаций4, остановился как окаменелый у дверей и, простояв минуты три безмолвно, вышел. Пробыв тут с четверть часа, я оставил их.

Сношения мои с некоторыми членами общества были единственно частные, и в совещаниях их и действиях никогда не участвовал, а доверенность, сделанная мне Рылеевым, была основана, как я полагаю, на нашей дружбе; другие же члены общества, часто видев меня у него, вероятно, заключали потому, что я также принадлежу к оному, а бывал я часто у него оттого, что всегда находил там много литераторов, журналистов и все новости литературные, а так как я считал и знал его всегда за человека честного, то и препоручил при отъезде ему дела свои. Хотя и бывали иногда у него разговоры о предметах политических, но планы общества при мне никогда не были разбираемы. Итак, не имея никаких причин скрывать мне известное, но надеясь откровенностью облегчить участь мою, покажу всё по совести:

а) Если согласие моё на просьбу Рылеева, данное мною в такую минуту, в которую едва мог я собрать две мысли в порядке, сделало меня невольно членом тайного общества, то я принят им же в минуту, когда он мне сказал про это; предложение же Бестужева было мною отвергнуто, и потому не считал я себя вправе, не хотел и не принял никого, даже не предлагал того никому.

б) Ничто меня не побуждало, и в убеждении, что единственно содействие в намерениях общества составляло членов его, я никогда не полагал себя оным, а мысль носить на себе постыдное имя предателя была причиною, побудившею меня умолчать перед правительством о бывшем мне известном заговоре.

в) По словам Бестужева, цель общества была введение в Россия конституционного правления, а какими средствами оно предполагало действовать, мне было неизвестно5. // (л. 16)

г) На чём была основана надежда общества, мне совершенно было неизвестно.

д) Известные мне по собственным словам их члены были: Александр Бестужев2, Рылеев2, князь Одоевский2 и Оболенский2. Наверное не знаю, но полагаю, что Рылеев и Оболенский действовали наиболее. Особы, которых я часто находил у Рылеева и которых потому только и полагаю сочленами, а в точности не знаю, кроме тех, которые оказались действиями своими 14 декабря и стали известны почти всему городу, суть: братья Бестужевы2, Сомов2, Грибоедов2, Кюхельбекер2, Пущин2, Каховский2, Корнилович2, Малютин2, Завалишин2, два брата Мухановы2, Булгарин2, Греч2 и Сабуров2, что при графе Воронцове, двух последних видел я не более двух раз там, а Дельвига видел только у Бестужева.

е) Когда и кем предполагалось начать действия, мне было неизвестно.

ж) Что доселе препятствовало обществу в исполнении плана его, мне было неизвестно, но, вероятно, недостаток способов.

з) Не бывши членом, я никаких обязанностей не имел и намерениям общества ничем никогда не содействовал.

и) Только 13 декабря узнал я от Рылеева2, что есть на юге общество, имеющее сношение с Петербургским, он же мне сказал, что Польша усеяна тайными обществами6, с коими они в сношении; со всеми или только некоторыми; того он мне не сказал; члены иных обществ мне неизвестны, а я, собственно, не принадлежал ни  к какому тайному обществу7.

Итак, по 13 декабря мне известно было только существование общества, но более ничего. Будучи в Москве в конце ноября при получении известия и кончине блаженной памяти государя императора Александра Павловича, разговаривая с князем Одоевским2, по словам его, довольно неясным догадался я, что что-то у них приготовляется, сие самое заставило меня отсрочить отъезд мой в Петербург, куда призывали меня дела мои; вследствие сего разговора имел я другой с Завалишиным2, которому в первый раз тут сказал о сделанном мне предложении Бестужевым и что в ответ на оное он мне сказал то же самое. Уже в полном уверении, что всё обошлось покойно, отправился я в Петербург, куда и прибыл в ночи с 12 на 13 декабря.

13 числа, когда я был у Рылеева, немного спустя вошёл незнакомый мне  морской штаб-офицер, который, как мне кажется, - потому что истинно я так был смущён, что утвердительно сказать не могу, - взял пару пистолетов  и вскоре ушёл.  Потом пришёл Александр Бестужев2 и говорил с Рылеевым2 о  каком-то письме Ростовцева2. Когда я в задумчивости ходил по комнате, Бестужев, отворив находившийся позади меня в стене шкаф, позвал меня, я обернулся, но в ту же секунду Рылеев, сделав знак Бестужеву, запер оный, мне показалось, что там было оружие, но ясно не видал и не спросил у них об том. При сём не лишним считаю сказать, что вообще я никогда у них ни об чём8 не спрашивал, а что они мне поверили, было без всякого на то моего искания; вскоре после того я ушёл.

14  числа во время происшествия был я у Софьи Петровны Крюковской и пробыл там от 12 до 6 часов вечера. // (л. 16 об.)

После происшествия, когда я был у Рылеева, в разговоре было величайшее смятение, всякий говорил и никто не слушал; всё, что я мог понять и упомнить, было то, что иные говорили, что хотели зажечь Сенат, но что князь Оболенский9 сопротивился тому и потому сего не сделали; одни говорили, что надо было ретироваться по Новогородской дороге на военные поселения, другие - что надо было идти на пушки; я пробыл не более четверти часа к ушёл.

Доверенность, которую ко мне имели Рылеев и Бестужев, которой я никогда не искал и которая ввергла меня в теперешнее моё несчастное положение, происходила от сходства мнений в некоторых отношениях и от привязанности, которую я им всегда оказывал и которую они принимали, как я теперь вижу, за согласие на их предприятие.

Признаюсь, что до самой той минуты, когда началось неустройство, я всё полагал, что ничего не будет, тем более, что накануне сам Рылеев мне10 сказал, что у них только несколько офицеров Измайловского, Финляндского, Московского полков и Гвардейского экипажа, но что нет ни одного не только полкового, но и батальонного командира. Главная причина, отчего я не убегал знакомства Рылеева и Бестужева, была та, что я никогда не почитал предприятия их столь важными, сколь они впоследствии оказались, и это самое запутало меня.

Открыв по истине всё мне известное и признавая чистосердечно вину мою, осмеливаюсь прибегнуть к милосердию его величества государя императора и просить снисхождения почтеннейших членов Комитета, надеясь, что они войдут в положение человека, которого несчастный случай, личная привязанность к некоторым членам общества, которые её иначе толковали, а более всего  опрометчивость характера, ввергли в то несчастное состояние, в коем теперь находится.

Отставной штаб-ротмистр Николай Оржицкий11

Г[енерал]-адъ[ютант] Бенкендорф (л. 19)

1 Вверху листа карандашом поставлен крест.

2 Фамилия подчёркнута карандашом.

3 Против трёх строк от слов «нужным действовать...» на полях помета карандашом «N.B. Иметь в виду».   

4 Слова штаб-офицер водяных коммуникаций подчёркнуты карандашом.

5  Пункты «б)» и «в)» отчёркнугы на полях карандашом.

6 Слова «усеяны тайными обществами» подчёркнуты карандашом.

7  Пункт «и)» отчёркнут на полях карандашом и отмечен знаком «N.B.».

8  Слово «честь» вписано над строкой.

9  Слова «что хотели поджечь Сенат, но что князь Оболенский» подчёркнуты карандашом.

10  Слово «мне» вписано над строкой.

11 Показания написаны Н.Н. Оржицким собственноручно.

9

№ 6 (0)

В дополнение к моему оправданию честь имею показать, что в ответе моём на предложенные мне 10 генваря сего года от высочайше учреждённого Комитета опросные пункты сказал я, что дал согласие моё на данное мне препоручение Рылеевым 13 декабри прошлого 1825 года; сие показание сделано мною было ошибкою памяти и опрометчивостью, хотя он и говорил мне про Муравьёва-Апостола и просил отыскать его, но я согласия моего на то 13 числа не дал, а дал оное только 14 числа, после происшествия, и то не с тем, чтобы исполнить оное, но дабы не огорчить его моим отказом.

Отставной штаб-ротмистр Николай Оржицкий1  // (л. 17)

1 Показание написано Н.Н. Оржицким собственноручно.

10

№ 7 (6)1

1826 года, маня 1 дня, от Комитета, высочайше учреждённого, отставному г[осподину] штабс-капитану Оржицкому дополнительный вопросный пункт.

Комитет, видя из последнего ответа вашего совершенную готовность говорить истину, и что вы нисколько не стараетесь опровергать возможности сказанных Завалишину слов о виселице, - требует от вас чистосердечного положительного показания: когда сообщали вы Завалишину об означенной выдумке вашей, какого содержания был разговор ваш с ним при сём случае, какое и к чему делали вы применение выдумки сей, не было ль ещё кого при том, не сообщали ль о ней ещё кому-нибудь?

Откровенный ответ ваш на всё сие послужит убедительным доказательством вашего чистосердечия.

Г[енерал]-адь[ютант] Бенкендорф

Ответ: Если бы из приписываемой мне Завалишиным выдумку помнил бы хотя полслова, то вместо доказательств чистосердечия моего, показал бы оное, но я не только что сам этого не говорил, но не помню, чтобы слышал про это от кого-нибудь.

В первом же моём ответе на сей пункт показывал я не то, чтобы я мог сказать оное, но невозможность сей сумасбродной выдумки быть сказанной в серьёзном разговоре.

Отставной  штаб-ротмистр Оржицкий2

Г[енерал]-адъ[ютант] Бенкендорф // (л. 18)

1 Вверху листа помета чернилами: «3 мая».

2 Ответ написан Н.Н. Оржицким собственноручно.


You are here » © Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists» » «Кованные из чистой стали». » Оржицкий Николай Николаевич.