«Рыцарь свободы»
В. Кравченко
Андрей Розен родился 3 ноября (по ст. ст.) 1799 года в имении Ментак Эстляндской губернии в семье лютеранина, барона Евгения Октавия Розена и Варвары Элен Сталь фон Голштейн. Получил домашнее образование. С двенадцати лет воспитывался в Нарвском народном училище. В марте 1815 года поступил в 1-й кадетский корпус в Петербурге, откуда выпущен прапорщиком в лейб-гвардии Финляндский полк.
В Креславле, где полк стоял лагерем, Андрей Розен проживал на одной квартире со штабс-капитаном Иваном Малиновским и познакомился с ним поближе. Штабс-капитан был сыном весьма известного человека - первого директора Царскосельского лицея, статского советника Василия Фёдоровича Малиновского и воспитывался вместе с Александром Пушкиным.
Андрей Евгеньевич вспоминал: «В конце августа 1822 года сослуживец мой И.В. Малиновский ввёл меня в круг своего семейства, только что возвратившегося из Ревеля, с морского купания. Три сестрицы его, круглые сиротки, жили тогда в доме дяди своего со стороны отца, П.Ф. Малиновского, под крылом единственной тётки своей со стороны матери, Анны Андреевны Самборской.
Я рад был познакомиться в таком доме, иметь вести об отце моём, с которым они часто видались в Ревеле, и хотя тогда не имел никакого намерения жениться, но средняя сестра Анна своим лицом, наружностью, голосом, одеждою, скромным обхождением вызвала во мне чувство безотчётное. С первого знакомства тайный голос нашёптывал мне, что она должна быть моею женою, что только с нею буду счастлив».
Анна Малиновская была рослая девушка с тёмно-русыми густыми волосами, разделёнными аккуратным пробором, с голубыми глазами, всегда изысканно, с тонким вкусом одетая, владевшая английским и французским языками. Между Анной и Андреем завязалась искренняя дружба, переросшая в любовь. 19 апреля 1825 года было совершено бракосочетание в полковой церкви в присутствии всех офицеров.
В день декабрьского восстания поручик Розен шёл со своим взводом впереди первого батальона лейб-гвардии Финляндского полка, вызванного на Сенатскую площадь для усмирения мятежа. Внезапно Розен останавливает отряд на мосту и тем задерживает весь батальон. Он увёл взвод лишь тогда, когда Сенатская площадь опустела. Декабрист Владимир Штейнгейль вспоминал:
«Полк этот шёл по Исаакиевскому мосту. Его вели к прочим присягнувшим (Николаю I. - авт.), но командир 1-го взвода, барон Розен, пройдя за половину моста, скомандовал - стой! Полк весь остановился, и ничто уже до конца драмы сдвинуть его не могло».
На следующий день поручика Розена арестовали. Следствие длилось полгода. С января 1826 года он содержался в Петропавловской крепости. Следственному комитету не удалось собрать неопровержимых доказательств о том, что Розен действительно являлся членом тайного общества, однако он установил, что Розен был тесно связан с наиболее видными декабристами, участвовал в совещаниях накануне восстания (11 и 12 декабря на квартирах Репина и Оболенского), знал о готовившемся выступлении и в день восстания, 14 декабря, действовал в пользу восставших, находясь в составе нейтральных войск. А.Е. Розен был обвинён в том, что «лично действовал в мятеже, остановив свой взвод, посланный для усмирения мятежников».
Верховный уголовный суд отнёс Розена к пятому разряду и осудил к каторжным работам на 10 лет с последующей ссылкой на поселение. Николай I оставил приговор Верховсного суда о Розене в силе. Указом 22 августа 1826 года срок каторги для Розена был сокращён до 6 лет, с последующим поселением в Сибири.
В Петропавловской крепости декабрист провёл более года. В июне 1826 года супруга его, Анна Васильевна, родила сына, названного Евгением (Энни) в честь отца Розена. А 5 февраля 1827 года, простившись с родными, повидав жену с сыном, декабрист отправляется в Сибирь. Анна Васильевна пожелала тотчас следовать за мужем, однако решила отложить своё намерение, пока подрастёт сын. В сентябре 1829 года дежурный генерал Главного штаба сообщал коменданту при Нерчинских рудниках:
«Государь Император Всемилостивейше дозволил жене государственного преступника, находящегося в каторжной работе, Розена, баронессе Анне Васильевне, отправиться к мужу своему в Читинский острог на основании существующих правил. Покорнейше прошу о времени прибытия Розеной в Читинский острог меня уведомить».
Правила эти не дозволяли супруге каторжанина брать с собой ребёнка. Тогда её младшая сестра Мария и тётка Анна Андреевна Самборская согласились взять маленького Евгения на воспитание. В начале лета 1830 года, с болью оставив первенца, баронесса покинула Москву и помчалась к мужу в Читу. Недалеко от цели путешествия, на станции Степной, она была задержана сплошным наводнением и прожила там три недели. Эта задержка была причиной того, что Анна Васильевна встретила мужа уже на пути в Петровскую тюрьму, куда переводили декабристов.
Встречу с женой Андрей Евгеньевич описывает в письме к свояченице, Марии Васильевне, проживавшей тогда в Ревеле вместе с А. Самборской:
«Я ждал прибытия её ежедневно, но 27 августа имел особенное предчувствие: хотя устал от перехода, не мог уснуть после обеда и при малейшем стуке колёс по мосту, близлежавшему от наших юрт, вскакивал мгновенно и сто раз был обманут, не давая покоя моим добрым сопутникам, двум Бестужевым и Торсону, с которыми занимал одну юрту, поднимая беспрестанно войлочную дверь. Наконец в четвёртом часу вышел из юрты, увидел издали почтовую повозку, быстро катившуюся, но не мог полагать, чтобы Annette в ней ехала. Повозка всё ближе и ближе, я заметил дамскую шляпу и зелёное на ней покрывало, выбежал на дорогу и был в объятиях моей несравненной Annette.
Вы, добрая сестрица, можете представить моё счастье. Несколько минут были мы безмолвны, сердца одни бились, говорили, после того первое наше слово было - Энни, и вместе залились слезами».
Уже неоднократно говорилось о том, что приезд жён в Сибирь сыграл огромную роль в каторжной жизни декабристов.
В этот же день, 27 августа 1830 года, со станции Онинской Верхнеудинского округа Иркутской губернии комендант Нерчинских рудников генерал-майор Лепарский докладывал в Петербург дежурному генералу Главного штаба генерал-адъютанту Потапову:
«...Имею честь донести, что жена государственного преступника Розена, баронесса Анна Васильевна, сего числа прибыла в команду мою».
В Петровске у супругов родился второй сын, Кондратий, названный в честь казнённого Рылеева. 1832 год был годом окончания каторжного срока для заключённых, осуждённых по пятому разряду. Из женатых уезжал только А.Е. Розен. Местом поселения был определён город Курган, куда они благополучно прибыли 19 сентября, если не считать, что по дороге, в деревне Фирстово, супруга разрешилась сыном.
14 октября Андрей Розен писал И. Пущину: «...уже три с половиной недели живу в Кургане за 4000 вёрст от вас. Отъехав от Тары 160 вёрст и остановившись для перемены лошадей, был я благословлён и обрадован рождением третьего сына моего, Василия... в десятый день после родов отправились далее и 11 сентября прибыли в Тобольск...» В Кургане у них появились на свет сын Владимир и дочь Анна (Инна).
Между тем в феврале 1834 года в Ревеле младшая сестра Анны, Мария Васильевна, вышла замуж за генерал-майора В.Д. Вольховского, лицейского друга Пушкина, начальника штаба Отдельного Кавказского корпуса. После свадьбы они переезжают в Тифлис и забирают с собой восьмилетнего Евгения Розена.
В декабре 1836 года Андрей Розен сломал ногу, которая правильно не срослась, и это очень усложнило его положение. Случилось так, что летом 1837 года через Курган проезжал наследник престола Александр Николаевич. Он исходатайствовал у своего отца, императора, облегчение участи ссыльных декабристов. В результате семи из них, в том числе и Розену, было позволено отправиться рядовыми на Кавказ, что в общем-то не принесло им облегчения. Здешняя служба была и тяжкой, и опасной.
Ранней осенью А. Розен с семейством выехал из Кургана. Декабрист А.Ф. Бриген, оставшийся на поселении, сообщал своей жене, Софье Михайловне: «Андрей Евгеньевич Розен отправился прямо отсюда, не заезжая в Тобольск, в Тифлис, он на костылях, его поднимают и вынимают из повозки. Анна Васильевна совершенно расстроенного здоровья, с четырьмя малолетними детьми, и в том числе один грудной, а сверх того, Розен ещё глазами слаб, каков этот караван - отправляется за три тысячи вёрст на службу».
В Ставрополе Андрей Евгеньевич узнал, что «мои товарищи, выехавшие из Сибири прежде меня, были уже размещены по полкам на Кавказской линии. Только А.И. Одоевский был отправлен в Грузию, и мне назначено было ехать в Тифлис».
Преодолев высокогорную Военно-Грузинскую дорогу, Розен с семьёй, «в сопровождении квартального надзирателя г. Кургана, подпоручика Ушарова», прибыл в столицу Грузии 10 ноября. И здесь у родственников своих, Вольховских, спустя одиннадцать лет, впервые обнял старшего сына, Энни. Переезд через Кавказские горы, видимо, впечатлил Розена, так как спустя двадцать лет, 8 ноября 1857 года, в письме к Нарышкиным он подчёркивал: «...в этот день мы перевалили за Кавказ».
Окончательное место службы было определено в 56 верстах от Тифлиса, в Белом Ключе, где квартировал Мингрельский егерский полк. В письме к Елизавете Петровне Нарышкиной Розен сообщал об окончании трудного переезда: «Я поехал через Владикавказ, где был на могиле столь любимого Вами брата (Пётр Петрович Коновницын, декабрист. Скончался от холеры в августе 1830 года. - авт.), где в церкви молился с особенными чувствованиями за всё семейство незабвенного графа Коновницына.
Приходской священник неоднократно получал деньги от графини Анны Ивановны (мать Е.П. Нарышкиной. - авт.) и со всею совестливостью поминает покойного Вашего брата... Жена моя вспоминает Вас часто с любовью и беспокоится о Вашем здоровье; она изнурена от 73-дневного путешествия - до сего времени не отняли от груди нашу Инну, сверх того так болят глаза у неё, что она не в состоянии писать».
Разумеется, полноценной военной службы рядовой Розен нести не мог.
«Вы можете себе представить жалкого солдата на двух костылях, который не может ни служить, ни отличиться. Ноге моей не хуже, хотя в дороге терпел я очень много. Лучшие доктора в Тифлисе обнадёживают, что время и климат помогут, дай Бог. Но между тем уже год я без ноги, всё надеялся на время, которое проходит невозвратно», - писал он Нарышкиной.
В ответ на прошение «государь велел его, Розена, поместить в Пятигорск, где он найдёт все способы лечения».
«22 января 1838 г. пришло сообщение, присланное Вольховским, о переводе моём в Пятигорск, в 3-й Кавказский линейный батальон... На масленице собирались мы в обратный путь. До выезда моего из Белого Ключа получил я письмо от Вольховского, в коем он писал, что новое его назначение не может мне теперь препятствовать остановиться на его квартире... Радушно встретил нас хозяин, хозяйка с двумя дочерьми, из них новорожденная у груди... У них мы жили с лишком две недели...
С особенным наслаждением увиделся в Тифлисе с милым товарищем моим, А.И. Одоевским, после шестилетней разлуки, когда расстался с ним в Петровской тюрьме. Он в одно время со мною назначен солдатом на Кавказ, где служил в Нижегородском драгунском полку в одно время с Лермонтовым... Одоевского застал я в Тифлисе, где он находился временно по болезни. Часто хаживал он на могилу своего Грибоедова... В том же году я ещё два раза съехался с ним, в Пятигорске и в Железноводске... Через год, находясь в экспедиции на берегу Чёрного моря, захворал он горячкою и в походной палатке, на руках К.Е. Игельстрома, отдал Богу душу, исполненную любви», - вспоминал декабрист.
С М.Ю. Лермонтовым Андрею Евгеньевичу увидеться не пришлось. В начале декабря 1837 года поэту из Петербурга пришло прощение, ссылка окончилась, и он оставил свой полк, квартировавший в Кахетии.
Весь 1838 год Розены прожили в Железноводске и Пятигорске, где, кроме А. Одоевского, виделись с сибирскими соузниками: супругами Нарышкиными, В. Голицыным, А. Вегелиным, С. Кривцовым, Н. Цебриковым.
В августе в письме к Малиновским, описывая лечение минеральными водами, Розен добавляет: «Здоровье моё поправляется, особенно после необыкновенной потери крови, ноге моей лучше, хожу с одним костылём, а другою рукою опираюсь на палку, но всё нога короче другой, и в сгибе несколько не поддаётся более, как было при начале лечения. Может быть, сила в ноге придёт со временем, но прямизна и совершенное употребление невозвратны от неправильно срастившейся кости. Моя добрая, кроткая Annette от железных вод поправилась сначала видимым образом, но новая болезнь моя, положившая меня в постель на восемь дней и умножившая её беспокойство, уничтожила благодетельное действие воды.
...Сверх того, заняли мы у Маши (Вольховской. - авт.) вчера ещё 1050 руб., потому что казна наша истощилась от необыкновенных расходов; не считая городской годовой квартиры, издержали мы на лекарей, на квартиру в Железноводске, где жили семь недель, на ванны и извозчиков почти 1000 рублей. Но слава Богу, есть средства к уплате долгов, а долгов боюсь более всего на свете.
...Живём мы расчётливо и умеренно, доказательством тому служит, что на 4 тысячи, которые от тебя получили в этом году, мы совершили путешествие сюда из Грузии, жили здесь, лечились, и сегодня остаётся у нас из этих 4 тыс. ещё 320 руб. в наличности, а деньги, взятые вчера у Маши, остаются в запасе... Прости, любезный брат, посылаю тебе виноградную трость с надписью: «Кавказ, 1838», ты с нею пойдёшь прогуливаться и вспомнишь меня...»
В Пятигорске Розен ходатайствовал об увольнении со службы по расстроенному здоровью и о возвращении на родину. В судьбе его принял участие начальник войск Кавказской Линии генерал П.Х. Граббе, который в декабре 1825 года, находясь под следствием по делу декабристов, провёл с Розеном ночь в камере на гауптвахте и спустя годы не забыл отважного поручика.
Не зная о предстоящей скорой отставке, Розен строил планы на летний сезон 1839 года: «В начале мая намерен переехать в Кисловодск, когда наш город наполнится посетителями, а в августе возвращусь, когда в городе никого не будет, - писал он 4 февраля Нарышкину и тут же, узнав об отставке, добавил: - Желание моё исполнено. В день Вашего рождения получил радостную весть, почта опоздала днём, иначе получил бы вчера... Вот выписка из собственной канцелярии: «Государь Император Всемилостивейше уволил рядового Розена от службы с тем, чтобы он жил в Эстляндской губернии у родных, в деревне и под полицейским надзором».
Местное начальство ещё не имеет никакой бумажки на мой счёт, если через две недели будут получены все бумаги, то с Божьей помощью в конце месяца отправлюсь в путь, в противном случае придётся обождать разлитие Дона и распутицу и отправиться в конце апреля... Начал тебе поутру, окончил вечером. Вы уже знаете о моём счастии через почтенную графиню Анну Ивановну» (Коновницыну. - авт.).
Радостью своей Розен спешит поделиться с сибирскими друзьями:
«Знаю, любезный друг Пущин, Оболенский и все добрые и почтенные соузники мои, что вы уже давно узнали о счастливой перемене моей участи, но сам не уведомил вас раньше, потому что не был совершенно уверен, пока не получил от начальства указа о моём увольнении, который теперь у меня в кармане... Распутица и состояние доброй и кроткой моей Annette, которая в скором времени должна разрешиться от беременности, удерживают меня здесь до последних чисел месяца.
Если бы я получил указ вскоре после частного извещения, то давно был бы в Каменке, где теперь все родные жены живут вместе, и Владимир Дмитриевич (Вольховский. - авт.) тоже получил увольнение от службы. Дни мои летят в приготовлениях к отъезду, хлопот много, поеду на собственных лошадях и полагаю прибыть на место в начале августа, когда и вы все будете на новоселье. (В 1839 году заканчивался срок каторги для декабристов 1-го разряда, и всех ожидало поселение. - авт.).
Душевно вас любящий Андрей Розен».
Радость этого известия была омрачена: накануне отъезда с Кавказа любящим супругам пришлось пережить горечь потери ребёнка. Декабрист вспоминал: «Добрейшая жена моя была совершенно счастлива, но мы не могли тотчас подняться в дальнюю дорогу по двум причинам: была распутица, и жена моя в начале апреля ожидала своего разрешения от бремени, оттого отложили выезд до мая. В эти два месяца после великой радости посетили нас печаль и болезни.
В конце марта появился коклюш в городе и в окрестностях... 3 апреля родилась вторая дочь моя, Софья, а 10-го её уже не стало: к ней также пристал коклюш... 13 апреля похоронил я дочь на южном скате Машука. С могилки видны две дороги в Кисловодск и Железноводск; влево от дорог течёт в плоских берегах Подкумок, дорога на родину заслонена солдатской слободою. Через несколько дней поставил деревянный крест с надписью, а через четыре года поручик Роджер заменил деревянный крест каменным».
И только первого мая семья Розен покинула Пятигорск. Из воспоминаний декабриста: «В Ставрополе остановились мы на один день: там я видел В.М. Голицына уже в отставке, он был переименован в гражданскую службу, после переселился в Тульскую, но долго никто не мог ходатайствовать ему позволения переехать в Москву. Ещё я навестил родственника жены моей, генерального штаба полковника Ф.П. Сохатского...»
Семья Розен получила разрешение жить безвыездно вблизи Нарвы, под надзором полиции, в имении старшего брата, Отто Евгеньевича. В апреле 1855 года «начальник Эстляндской губернии, свидетельствуя об отличном поведении и нравственности проживающего с Высочайшего соизволения в той губернии отставного рядового (из гос. преступников) Андрея Розена, ходатайствовал об освобождении его от учреждённого над ним полицейского надзора с тем что он, Действительный статский советник Гринвальд, принимает на свою личную ответственность дурные последствия, могущие случиться от прекращения за Розеном надзора... Государь Император на освобождение Розена от помянутого надзора Всемилостивейше соизволил ответить согласием, с тем, чтобы ему и на будущее время воспрещён был въезд в обе столицы».
Долгожданная амнистия 1856 года позволила Андрею Евгеньевичу и Анне Васильевне переехать жить к родственникам жены в поместье Викнино Изюмского уезда Харьковской губернии. В том же году в письме-прошении на имя императора Александра II декабрист просит вернуть фамилию Розен его сыновьям: поручику Кондратию Розенову, подпоручику Василию Розенову и прапорщику Владимиру Розенову, «чтобы им дозволено было именоваться родовым именем отца».
Всю последующую жизнь он посвятил собиранию материалов по истории декабристов, переписывался, встречался с ними, а также с писателями и общественными деятелями. В 1869 году закончил книгу «Записки декабриста». Распоряжением царя на издание наложили арест, и отпечатать её в 1870 году удалось только в Лейпциге.
Среди декабристов барон Андрей Евгеньевич Розен слыл рыцарем. «Это был человек рыцарского характера, прямой, правдивый, всегда важный, серьёзный и неуклонно точный в исполнении всего, что у него положено было для каждого часа», - так охарактеризовал его А.П. Беляев.
Журнал «Русская старина» на смерть Розена отозвался некрологом:
«...угасла жизнь этого восьмидесятичетырёхлетнего старца, поражавшего почти до последних дней его жизни бодростью, свежестью ума, энергиею и своим - если можно так выразиться - прекраснодушием. Этот старец замечателен как по целому ряду тяжких испытаний, выпавших на его долю, так и по своей любви и преданности общественному благу, которому он служил до заката дней...
И действительно, куда ни бросала судьба этого человека, в дальние ли снега Сибири, на Кавказ ли, заточала ли на многолетнее, почти уединённое, пребывание в деревне, - всюду барон Андрей Евгеньевич Розен хранил бодрость, веру в свои духовные силы, всюду он строго следовал установленному им для себя режиму высоконравственной, трудовой жизни, всюду удовлетворял жажду своих знаний чтением, наукой, литературой...
Старец был счастлив: ему и немногим из его товарищей 1825 года довелось увидеть осуществление заветнейших своих мечтаний - увидеть Россию освобождённою от позора крепостного ига.
Прошли годы реформ, 1860-е незабвенные года. Барон Розен, прослужив два трёхлетия мировым посредником, удалился в деревенский уголок, в сельцо Викнино, близ города Изюма, и посвятил себя благу местного сельского населения: основал школу, крестьянский банк и проч.; отдался историко-литературным трудам. Он писал записки, собирал всё, что касалось истории его эпохи вообще, и в особенности жизни и судьбы его сотоварищей, осуждённых за участие в событиях 1825 года...
С чувством беспредельного уважения сохраним мы навсегда воспоминание об этом старце. Образованный, вечно идущий вперёд по пути духовного развития, необыкновенно гуманный, мягкий в обращении, этот высокий, красивый, стройный, всегда, как только мы его знали, бодрый старик вызывал с первой минуты знакомства с ним чрезвычайную к себе симпатию; это чувство оставалось к нему неизменным во все последующие годы знакомства с ним, - оно, вместе с чувством полного уважения к его высоконравственной личности, умрёт лишь с теми, кто только имел счастие знать этого достойнейшего человека...»
Барона Розена всегда и везде сопровождала его любящая Annette. Она прошла с ним рука об руку почти 60-летний жизненный путь, представляя идеал супружеского счастья. Анна Васильевна умерла 24 декабря 1883 года, восьмидесяти шести лет. Андрей Евгеньевич пережил её на четыре месяца, скончавшись в день их свадьбы - 19 апреля 1884 года.
